Возвращение к любви
Шрифт:
Элеонора Фуртунэ сидела на стволе ивы рядом со Станчу. После выпада Трестиоарэ она резко поднялась на ноги.
— Я думала, вы все — мужчины! — сказала она тихо, но достаточно четко, чтобы все услышали. И удалилась скорым шагом, с трудом сдерживая слезы, заполнившие ее глаза.
— Элеонора! — крикнул ей вслед Виктор Станчу.
Она не остановилась, не повернула головы. Сев в машину, велела шоферу отвезти ее на лесной кордон. Дома, в Боуренах, в таком состоянии она не могла бы вытерпеть одиночества. На кордоне же ее всегда ждало доброе слово. К тому же оттуда было гораздо ближе к Максиму.
Прошло
И перед самым зданием встретился с Николаем Будяну, журналистом. Томша знал его довольно давно и теперь с радостью протянул ему руку. Встречу с Могой можно было и отложить.
— Опять по душу нашего генерала? — поинтересовался Томша. — Вы скоро сделаете из него бога. Не знаю только, принесет ли кому-нибудь пользу культ Моги.
— Дорогой товарищ Томша, — отвечал Будяну, — вы глубоко ошибаетесь. Никто не собирается возводить Моге храм. Но вы должны признать, что это весьма интересная, примечательная фигура.
— Меня эта фигура скоро раздавит, — вздохнул Томша, — я чувствую себя перед ним абсолютным нулем. Понимаете, нулем! Что делаю я в Пояне вот уже восемь месяцев? Только то, что мне продиктует Мога. Именно так, продиктует! — подчеркнул Томша.
Козьма сильно преувеличивал, он располагал здесь гораздо большей свободой действия, чем в Драгушанах, только еще не знал, как пользоваться этой свободой на деле. Наука управлять накапливается медленно, постепенно. Это — закон, и если не понимаешь его, тебя постоянно терзают неуверенность и сомнения.
Будяну рассмеялся, приняв признания Томши за мгновенную вспышку, не более.
— Это только вначале. Нечто подобное приключилось и с Михаилом Лянкой, теперь же он успешно возглавляет в Стэнкуце колхоз. Мога его выучил.
— Лянке повезло больше, чем мне, уж это я знаю. В то время Мога не был еще «примечательной фигурой», как вы изволили выразиться, так что Лянке было гораздо легче проявить себя, укрепить свои позиции. Меня же, даже если и решусь что-нибудь предпринять, тут же хватают за рукав: «А Мога в курсе? Мога дал согласие? Что говорит об этом Мога?..» Надоело мне все это позарез. Лучше уеду отсюда, есть у меня в Кишиневе, в министерстве, верный друг, устроит меня там в два счета. Не буду наконец ни от кого зависеть!
Томша разглагольствовал с удовольствием, радуясь, что может выговориться, и мало заботился о том, передаст ли Будяну его слова Моге или нет. Его дело. Он хотел даже, чтобы Будяну сказал Моге: так и так, Козьма Томша, устав от вашей опеки, собирается уехать из Пояны. Можете потерять первоклассного специалиста!
— Кажется, Мога наступил вам на любимую мозоль, — улыбнулся Будяну.
— Постойте, — сказал вдруг Томша, — чего это мы взялись за Могу! Поедем лучше со мной на виноградник. На отделение Иона
— С удовольствием, — сказал Будяну, — только вначале хотелось бы заглянуть в Драгушаны. Нельзя ли сперва подскочить туда? — он показал глазами «газик», ожидавший Томшу на дороге.
— Почему бы и нет? — отозвался Томша. — Только товарища Станчу в такой час тоже не застать. Мога объявил тотальную мобилизацию, и прежде всего — нашего брата.
— Жаль! — расстроенно произнес Будяну. Он надеялся повидать Лию; взял отпуск и хотел провести часть его в этих местах, поближе к ней. И подготовил себе предлог для вылазки в Драгушаны. В большом портфеле, оттягивавшем ему руку, помимо самого необходимого для такой поездки, лежала также старая-престарая плоска, которую еще дед его носил, когда был шафером на свадьбах, и, поскольку никто ею давно не пользовался, Будяну решил подарить ее Станчу для «домашнего музея». Но Томше всего этого сказать не мог, так что решил последовать пока за ним.
Наступали сумерки. Порозовевшее небо еще бросало на плантации мягкий свет; за ним от горизонта наплывал покой ночи.
Томша как обычно сам вел машину. Будяну сидел рядом с ним. Оба лишь изредка обменивались замечаниями, Будяну больше спрашивал, Томша отвечал. Сколько винограда в день собирает один рабочий? Четыреста, иные — до шестисот кило… Сколько может уродить гектар? В среднем — семьдесят центнеров. Они помолчали, затем Томша неожиданно поставил Будяну в тупик.
— Давно ли вы знаете Виктора Алексеевича Станчу? — с любопытством спросил молодой агроном, за все время работы в Драгушанах ни разу не встречавший там Будяну.
Журналист основательно смешался. Он видел Станчу один только раз, и то недавно, когда приезжал вместе с Лией, Миоарой и Матеем. Зато с Лией познакомился намного раньше. В Кишиневе, в столичном Молодежном центре, однажды состоялся вечер для студентов. Будяну пришел, чтобы написать репортаж, и там впервые встретился с Лией Станчу.
— Я раньше познакомился с дочерью товарища Станчу, — признался он, помолчав. — В конце весны…
— Красивая девушка, — сказал Томша. И мысли вернули его к недавней поездке с Лией; ее внезапный порыв казался ему теперь еще более необъяснимым. Может, она его действительно любила?
Этого ему уже не было суждено узнать.
Первая остановка состоялась в бригаде Пантелеймона Бырсана. Самосвалы, одни с янтарным виноградом, другие полные черных гроздей, отправлялись к Пояне. Группы сборщиков стояли в ожидании машин, которые должны были отвезти их домой. Было время, когда виноградники пустеют до утра. Убранные уже — словно задремали, освобожденные от бремени гроздей. Нагруженные еще ими кусты оставались в ожидании, прислушиваясь к голосам людей, к гулу машин.
Подошел грузовик, и первая группа у дороги пришла в движение; люди, как ни устали, живо карабкались в кузов машины. Из крамы вышла Анна Флоря и, увидев Будяну и Томшу, остановилась в нерешительности. С того памятного вечера она старалась по мере возможности избегать встреч с Козьмой. Теперь, увидев его с каким-то незнакомцем, сдержанно ответила на его приветствие. И только после того как он представил ей Будяну, Анна наконец улыбнулась: