Возвращение к себе
Шрифт:
– Присаживайся, посидим в тишине. А то у меня голова разболелась, – томно произнесла Галя.
Паша, боясь задеть Галю, неловко втиснулся в кресло, пригубил кофе и сразу почувствовал вкус крепкого алкоголя.
– С чем кофе?
– Вкусно? Это «Рижский бальзам». Отец из командировки из Риги привёз.
– Слишком крепко.
– Ничего, зато бодрит, – придвинулась ближе Галя.
Дождавшись, пока Павел поставит чашку на стол, она, едва касаясь кончиками пальцев, провела рукой от шеи вниз по его спине и почувствовала, как напрягся Павел. Потом Галя соскользнула с подлокотника к нему на колени и, засунув одну руку в разрез рубашки, второй рукой обняла его за шею и впилась губами в его сопротивляющиеся губы. Через несколько секунд Павел обмяк
Утром, лёжа на диване, Павел осмысливал происшедшее. Гали не было долго. Она ушла ополоснуться в бане, стоящей на берегу пруда, на другом конце участка. Гости разъехались, оставив грязь и беспорядок. Внизу копошилась тётя Нюра, нанятая отцом Гали присматривать за порядком. Она жила в соседнем посёлке и была домашним «тайным осведомителем». Сегодня работы у неё было много.
– Нагадют, накурют и разбегутся, – ворчала тётя Нюра, соскребая с тарелок в ведро объедки для её любимца – поросёнка Борьки. – И куда отец смотрит! Чего этим бездельникам у серьёзного человека делать. А всё эта вертихвостка! Ни стыда, ни совести.
«Опять всё донесёт отцу, кошёлка дырявая, – со злостью подумала Галя, – и всех, кто был, перечислит. Старая, а память, как у разведчика – закалка чекистская».
* * *
Директор НИИ Роганов знал обо всех проделках своей великовозрастной дочурки. Он не мешал ей жить, но строго следил за ситуацией, чтобы Галина не вляпалась в какую-нибудь неприятную для него историю, учитывая его положение. На её замужества он смотрел сквозь пальцы – чем бы дитя не тешилось. Главным для него была работа. Верная жена права голоса в семье не имела. Её дело было вести дом и не вмешиваться в его отношения с дочерью.
Следующим объектом для замужества Галя окончательно выбрала Павла. К этому было много причин: молод, хорош собой, неиспорчен, перспективный специалист. Даже отец как-то обратил на него внимание и сказал, что «этот молодой человек далеко пойдёт».
Галя вернулась в комнату свежая, как утренняя роса. Как будто и не было бурной бессонной ночи.
– Как ты себя чувствуешь, мальчик? – весело спросила она.
– Как ни странно, хорошо.
– А что же здесь странного? – спросила Галя и, распахнув халат, навалилась полной обнажённой грудью на Павла. – С такой красивой женщиной и, вдруг – плохо, не может быть, – засмеялась она. – А что, если нам пожениться? – неожиданно предложила Галя. И события ночи продолжились уже днём.
Галя была яркой темпераментной шатенкой. Умело пользуясь косметикой, она лишь слегка подчёркивала свою индивидуальность. Тёмные с лёгким медным отливом волосы прекрасно сочетались с очень белой кожей. Карие глаза смотрели холодно и насмешливо. Зная эту свою особенность, Галя в разговоре специально прикрывала веки, чтобы собеседник не видел их холодного блеска.
Вечером, возвращаясь на машине в Москву, Галя строила планы их будущей жизни. Паша молча сидел рядом, пока Галя, весело ругаясь на нерасторопных водителей, крутила «баранку» своего «Москвича». Он был несколько обескуражен и ошарашен столь стремительно развивающимися событиями. Мастер – класс, который в эту ночь, показала ему Галя, не шёл ни в какое сравнение с его прежним опытом. Он понял, что полный профан в таком тонком деле. В нём всё ещё жили ощущения прошедшей ночи. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал её прикосновения, запах. Ощущал болезненный взрыв радости, выражающийся в зверином рыке, и дрожь, пробегающую по всему телу, и, наконец, полное бессилие. Павлу хотелось опять и опять переживать эти сладкие мгновения. В эти минуты он был готов на всё, о чём попросит, или даже прикажет эта женщина. С этого дня они встречались почти каждый день в квартире Гали на Фрунзенской набережной.
Глава 6
Преддипломную практику Соня проходила в детском саду в малышовой группе. Надя, заведующая детским садом, была ни намного старше. Они быстро подружились. Надя оказалась девушкой понятливой и сразу догадалась, в чём дело. В тихий час уложив детей спать, Надя вызвала Соню к себе в кабинет и без предисловий потребовала:
– Давай, рассказывай, что случилось.
Соня так долго всё держала в себе, что при первом же проявлении участия разрыдалась.
– Нет, так нельзя, подруга, – констатировала Надя, выслушав Соню.– Конечно, тебе решать – стать матерью-одиночкой в восемнадцать лет, или начать жизнь заново. Тут я тебе не советчица. Единственное, чем смогу помочь, так это определить в больницу, чтоб всё по-человечески было.
Соня благодарна была и за это. Сославшись на трудности с транспортом, Соня упросила отца перед защитой диплома разрешить ей пожить в городе в общежитии училища. Отец разрешил, и Соня облегчённо вздохнула.
По-человечески не получилось. Операция прошла с осложнениями. Соня сначала провалялась несколько дней в больнице, а потом в детском садике – днём в тёмной комнатушке старой нянечки, а ночью на раскладушке в игровой комнате, потому что в общежитии ей отказали, сославшись на отсутствие мест. Надя помогала, чем могла: подкармливала витаминами, покупала лекарства, оформила и подписала отчёт по преддипломной практике.
Сразу после вручения диплома Соня собралась в Черновцы. На вокзале её провожал прапорщик Вася Рябцев. Они стояли у вагона. Вася с надеждой заглядывал в глаза Сони.
– Возвращайся обратно. Я буду ждать.
– Спасибо, Вася, – Соня чмокнула его в щёку. – Я вернусь. Только навещу родных и вернусь.
* * *
Пересадка была в Москве. Рано утром поезд прибыл на Казанский вокзал. На Черновцы уходил только поздно вечером. В распоряжении Сони оказался почти целый день. Добравшись до Киевского вокзала, она сдала вещи в камеру хранения и поехала по адресу, за четыре года переписки, выученному наизусть. С Пашей в Москве они никогда не встречались, то ли это не приходило им в голову, то ли Паша стеснялся своей «провинциалки», теперь это было неважно. В этот раз она решила преодолеть страх перед большим городом, разыскать улицу с красивым названием «Софийская набережная» и швырнуть в лицо Павлу его нераспечатанные письма, в душе надеясь на чудо.
Софийская набережная оказалась недалеко от центра. Старинные дома, с возвышающейся между ними церковью, выстроились вдоль реки напротив мрачного гранитного парапета. Большой пятиэтажный дом стоял в стороне за автомостом. По номерам квартир, указанным над входной дверью, Соня нашла нужный подъезд и, приготовившись к долгому ожиданию, села в беседке на детской площадке напротив. Мелкий дождь, навевая грусть, застучал по крыше, зато дурманяще запахла молодая тополиная листва.
Соня всё сидела и сидела, потихоньку теряя надежду на встречу. Собственно, она не была уверена, что Паша живёт по старому адресу. Но надежда умирает последней. На город опускались летние сумерки. Люди возвращались с работы, в окнах вспыхивали разноцветные огни, а до отхода поезда оставалось всего два часа. Дождь перестал. Соня поднялась со скамейки и, вдыхая терпкий тополиный аромат, вошла в подъезд. Поднявшись на пятый этаж, она достала пачку нераспечатанных писем и подсунула их под ручку двери, затем спустилась во двор и, любуясь фасадами старинных домов, пошла по сумеречной набережной Москва-реки прочь от улицы с красивым названием «Софийская набережная». Медленным светом разгорались уличные фонари. Тихо плескалась тёмная вода реки. Запоздалые рыбаки собирали свои немудрящие снасти. На волнах, спрятав голову под крыло, как огромные поплавки, спали дикие утки.
Чуда не случилось. Не случалось оно и в следующие редкие приезды Сони в Москву.
* * *
В Городок Соня вернулась осенью, окрепшая и неожиданно повзрослевшая. От отца она перебралась в Первоуральск в общежитие и начала работать воспитателем в том самом детском садике. Именно «детский садик» – только так, с любовью, она говорила о месте работы. Вася приезжал часто. Он молча стоял у ограды, ожидая, пока Соня выйдет на улицу. Как-то Надя сказала:
– Выходи за него замуж. Парень здоровый, крепкий, тебя любит. Что тебе ещё нужно?