Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару
Шрифт:
Она предоставила своим читателям гадать, что же случилось с бедной Маргарет, но одно было ясно: у автора был явный талант рассказчика. Так, к ужасу и удовольствию брата и кузенов, она рассказывала им истории о привидениях, а еще писала короткие комические сценки, которые обычно ставились в гостиной у Митчеллов и в которых она всегда исполняла роль главной героини. Зачастую весьма бурные сюжеты этих пьес и рассказов никак не сочетались с обликом семьи Митчелл, во многих отношениях весьма старомодной, даже несмотря на эмансипированные взгляды Мейбелл на равноправие женщин. Среди книг, запрещенных в семье как аморальные, были произведения о Томе Джонсе и Дон Жуане.
В то же время Мейбелл считала, что девочке, чтобы быть хорошо образованной, необходимо читать и те
Маргарет умудрялась уже в 12 лет читать романы Вальтера Скотта и Диккенса, но лишь в обмен на взятку в 5, 10 или 15 центов, получаемую ею от отца. А вообще-то она предпочитала лучше быть наказанной матерью, чем читать Толстого, Теккерея или Джейн Остин.
Кстати, чаще всего ее наказывали за нарушение какого-либо персонального родительского запрета, нежели за обычные детские шалости, и в основном это исходило от матери.
Однажды, когда Мейбелл куда-то уехала, а Юджин Митчелл был оставлен присматривать за детьми, Маргарет сделала инсценировку романа Томаса Диксона «Предатель», который позднее совместно с его же «Клансменом» был экранизирован под общим названием «Рождение нации». Юджин был в своем офисе, когда Маргарет взялась осуществить постановку этой своей пьесы, исполняя в ней главную роль Стива, поскольку никто из соседских мальчишек не согласился снизойти до роли, в которой он должен был поцеловать девочку.
Произведение было представлено на суд публики в гостиной дома Митчеллов, при этом юные клансмены играли в отцовских рубашках, полы которых были обрезаны по колено. Много лет спустя Маргарет писала по этому поводу вдове писателя, миссис Диксон:
«Ох и поволновалась же я с этими клансменами, которые после второго акта вдруг забастовали, требуя плату в 10 центов вместо 5, а потом, как раз в тот момент, когда по пьесе меня должны были повесить, двоим из них срочно понадобилось в туалет, и зрителям пришлось сидеть и ждать их. И в результате именно та сцена, которая должна была заставить зал кричать от восторга, принесла мне наибольшее огорчение.
Когда моя мать вернулась домой, они вместе с отцом прочитали мне длинную нотацию об ответственности за посягательство на авторские права. И в течение нескольких лет я со страхом ожидала, что мистер Томас Диксон вчинит мне иск в суде на миллион долларов».
Но Юджин Митчелл не только резко отчитал дочь, но и отшлепал, чтобы, как потом объясняла Маргарет, «я никогда не забывала, что не должна брать то, что мне не принадлежит», и что «плагиат — это обычное воровство».
Свою репутацию знающего специалиста в области патентного права и сделок с недвижимостью Юджин Митчелл приобрел, защищая права своих клиентов именно в этих областях юриспруденции. А потому слово «плагиат» было совершенно новым для девочки, но всю свою дальнейшую жизнь она очень серьезно относилась ко всему, с ним связанному, считая, что не только ты сам не имеешь права на плагиат, но и не должен позволять другим заниматься чем-то подобным.
Литературная деятельность Маргарет, однако, не вызывала одобрения у ее матери, ибо Мейбелл с глубоким уважением относилась к достижениям науки и предпочитала вышиванию решение задач по тригонометрии. И потому пьесы и рассказы дочери она считала не более чем игрой ленивого ума, а время, отданное им, — потраченным впустую. Если девочка действительно хочет добиться в жизни чего-то стоящего, она должна заняться математикой, латинским и другими науками. Сама Мейбелл, с благоговением следившая за деятельностью мадам Кюри, не могла простить себе, что не пошла в свое время в колледж и не реализовала мечты юности стать ученым. Что до самой Маргарет, то она прекрасно знала, какие надежды возлагает на нее мать, и отчаянно старалась добиться ее одобрения. И потому, несмотря на явное удовольствие, получаемое ею от сочинительства, кто бы и когда бы ни спросил ее, кем она будет, когда вырастет, Маргарет всегда отвечала: «Врачом».
Эта замечательная
И все же присутствовала некоторая отчужденность в отношениях матери и дочери. Маргарет была такой скрытной натурой, что однажды в порыве раздражения Мейбелл заявила, что дочь напоминает ей дядю своего отца: тот готов был прошагать милю в противоположном направлении, лишь бы только соседи не поняли, куда он на самом деле направился.
Джексон-хилл, район, в котором жила семья Митчелл, всегда считался пригородным. Это был район, где жили представители солидного среднего класса, но он никогда не имел ни такой известности, ни престижа, как, к примеру, Персиковая улица. А поскольку в 1911 году Юджин Митчелл уже был президентом городской ассоциации адвокатов и Совета по образованию, то есть человеком, в городе весьма известным, то ему ничего не оставалось, как переселиться с семьей в более престижный район. Мейбелл, всегда стремившаяся к тому, чтобы у семьи было все самое лучшее, согласилась на переезд, и был куплен участок земли в центре одного из лучших кварталов Персиковой улицы. В связи с приближающимся переездом Юджин сменил детских пони на более крупную лошадь, чистокровного жеребца по кличке Буцефал — в честь знаменитой лошади Александра Македонского. Маргарет была в восторге: верховая езда по-прежнему оставалась ее любимым развлечением. Ей потребовалось немного времени, чтобы научиться обращаться с огромной черной лошадью, после чего она могла просто наслаждаться быстрой ездой. И если у Стефенса интереса к верховой езде уже почти не осталось, то Маргарет, особенно в течение нескольких первых недель, каждый день часами не слезала с Буцефала, гоняя его вверх и вниз по холмам, крича и гикая, устремляясь в галоп сразу, как только дом оставался позади. Она все еще была так мала ростом, что, даже сидя в седле очень прямо, казалась до смешного крошечной верхом на огромной лошади.
Как-то ясным солнечным днем, заметив, что Стефенс и его кузены, стоя у коновязи, восхищенно смотрят на нее, Маргарет, гикнув, промчалась мимо них, крикнув на ходу: «Смотрите, как я разверну его!» Она пустила Буцефала в карусель, но лошадь неожиданно оступилась и опрокинулась на землю, подмяв под себя кричащую от ужаса девочку. Подбежавшие ребята увидели ее лежащей на левом боку без сознания, левая нога Маргарет была сильно поранена, и из раны сочилась кровь, а Буцефал без всадника стремительно мчался по полю среди высокой травы.
Глава 4
Несмотря на отчаянные просьбы Маргарет, Буцефал был продан в течение того месяца, пока она болела. Но еще больше ее расстроило решение родителей запретить ей впредь заниматься верховой ездой. Поскольку Стефенс был целый день в школе, а мать занята своей суфражистской деятельностью, Маргарет была вынуждена сама себя развлекать в течение всего длительного периода выздоровления, последовавшего за перенесенной ею хирургической операцией ноги.
По настоянию матери она всерьез приступила к чтению книг из обширной домашней библиотеки Митчеллов. Массивные, в кожаных переплетах тома Байрона, Бернса, Скотта, Теккерея, Диккенса и Толстого соседствовали на полке с проштудированными ею книгами по истории Гражданской войны. Мейбелл возобновила свои усилия, с тем чтобы заставить дочь прочитать роман «Война и мир», ко книга разочаровала Маргарет. «Толстой и большинство русских писателей казались мне чертовски скучными, бестолковыми до глупости и совершенно бессвязными», — говорила она позднее. Однако и матери, и любому, кто спрашивал ее, читала ли она «Войну и мир», Маргарет врала, не стесняясь. Действительно, в юности она могла с умным видом подробно говорить с гостями Мейбелл о книгах, в которых прочитывала лишь вступительную главу.