Возвращение Каина
Шрифт:
— Запомню, — пообещал тот, защелкивая дверь.
В электричке лучик прицела скользнул по головам пассажиров и угас.
Его разбудила какая-то женщина. Электричка стояла на городском вокзале, мгновенно перемещенная в пространстве. Кирилл вышел на перрон, зажмурился от яркого солнца и, смаргивая солнечные зайчики в глазах, побрел по направлению к Дендрарию. Только сейчас боль в избитом теле начала проявляться всей своей тяжестью. Каждое движение отдавалось в позвоночнике и вспухшем левом ухе, однако он, как мазохист, повторял про себя единственное
Вдруг кто-то окликнул его по имени. Слышало только правое ухо, и потому он не понял, откуда зовут.
— О! Не обозналась! Кирилл! — Перед ним оказалась та рыжая девушка с косинкой в глазах, которая купалась с ними в ночь перед крещением Аннушки. И вместе со всеми топила его, играя в русалок.
Он смотрел то в один ее глаз, то в другой и не мог понять, который косит и который смотрит прямо.
— Ты почему такой хмурый, Кирилл? — спросила она. — И бледный какой-то… Ах да, ты же расстался с Аннушкой!
— Откуда ты знаешь?
— Я все про тебя знаю! — засмеялась рыжая и взяла его под руку. — Ну, не переживай!
— Ну откуда ты знаешь? — Кирилл остановился. — Кто тебе сказал?
Она потянула его вперед, сообщила доверительно:
— Я с того самого дня, вернее, ночи слежу за тобой.
— А, понял, — обронил Кирилл.
— Ничего ты не понял! — засмеялась она. — Хочешь, развею твои печали? И тоску разгоню? Хочешь снова почувствовать жизнь во всех красках?
— Хочу, да поздно, — признался он.
— Ничего не поздно! — с многозначительной улыбкой заявила она. — Пошли со мной!
— Купаться?
— Брр! Купаться сейчас холодно!.. Хотя можно! Если тебе это поможет!
— Не поможет, — вымолвил Кирилл. — Я знаю, кто ты.
— Кто? — Глаза ее разбежались от любопытства.
— Ведьма.
Она счастливо рассмеялась.
— Ты не оригинален! Мне это говорили!.. На самом же деле я добрая фея и являюсь к людям, когда им тяжело. Смотри! У меня же солнечный цвет волос! Смотри, какие они прекрасные! — Она сдернула берет, и тугой свиток волос мгновенно рассыпался по плечам и лицу. Они были действительно прекрасные — яркие, огненные и блистающие; они горели на солнце большим веселым костром без единого дымного следа, словно артиллерийский порох.
— А косые глаза, между прочим, — без комплексов, заразительно смеялась рыжая, — для того, чтобы видеть все вокруг. И потому я — всевидящая! Хочешь, я посмотрю твое будущее?
— Не хочу, — вымолвил Кирилл.
— Знаю, почему не хочешь. Считаешь, что его нет, — заключила она. — Но будущее у тебя есть! Я тебе подарю его. Бескорыстно, потому что я — добрая фея.
— Подари, — попросил он. — Но ты же не избавишь меня от прошлого.
— А поцелуй меня? — игриво сказала она и, подставив губы, прикрыла глаза.
Кирилл взял ее за плечи, приблизил к себе и на мгновение залюбовался ею: опущенные веки скрыли косоглазие, и лицо ее стало очаровательным. Но вдруг сквозь приоткрытые губы высунулся ее красный язык, удлинился до невероятных размеров и стал искать его губы. Кирилл оттолкнул ее, попятился и побежал.
— Напрасно! — засмеялась она в спину. — Без меня ты избавишься и от прошлого, и от будущего!
Она завела его в какое-то незнакомое место — деревянные дома, тротуары, картофельная ботва на плетнях. Прежде чем выбраться, Кирилл поплутал по закоулкам и неожиданно очутился перед знакомым железобетонным забором институтской конефермы. За ним высились полуобнаженные кроны деревьев Дендрария.
Он шел по центральной аллее. В полном безветрии с дубов неслышно облетала золотистая листва, лес был светлый, пронизанный солнцем и каким-то покойным торжеством. Справа он услышал звон воды и будто зачарованный этим единственным звуком пошел на него.
Из пня поваленного Колокольного дуба бил фонтанчик. Кто-то вырубил, а точнее, хотел вырубить чашу — ножка ее была не обработана, но уже намечен ее контур, опирающийся на огромные, в обхват, корни. Под корнями земля была аккуратно забетонирована, тоже в виде чаши, и обе они — деревянная и бетонная, были вровень с краями наполнены водой. Тонкие ее струйки равномерно срывались с краев, и бесконечный звон их далеко разносился в прохладном осеннем воздухе.
Вода из бетонной чаши стремительно уходила в крупный, ноздреватый песок.
В нижней, бетонной чаше Кирилл вымыл руки и лицо, попил из деревянной.
— Хорошо, — проронил он, чувствуя облегчение.
Поверженный Колокольный дуб лежал как каменная гора. Обрубленные ветви валялись в стороне и казались чужими. От ствола была отпилена огромная и плоская чурка со старыми следами топора и уложена на землю, как курган. Свежий спил был довольно ровным, и от красноватой сердцевины, как от солнца, во все стороны разбегались золотистые лучи. Кирилл ощупал шероховатую древесину, попробовал посчитать годовые кольца, но тут же сбился со счета: в глазах рябило от прожитых деревом лет…
Дома его не ждали. Он вошел через боковой вход, почему-то не запертый, и напугал Екатерину.
— Господи!.. Неужели тебя отпустили?
— Отпустили, — проронил он.
— Ну, снимай плащ… Аннушка заболела!
— Где она?
— У себя, — пугаясь его вида, махнула рукой Екатерина.
— Алешу… не нашла? — сдерживая подступающий кашель, спросил Кирилл.
— Нет, не нашла…
Не раздеваясь, Кирилл вошел в комнату Аннушки. Она лежала в постели, голова на высоких подушках, в руках какая-то книга в мраморном переплете.
Восстановленная статуя Афродиты стояла в углу, лицом к стене…
Мгновение они смотрели друг на друга, но вот магнитное поле взглядов распалось и перестало существовать.
— Прости меня, — сказал тихо Кирилл, глядя в пустое пространство. — Я вернулся… Тебе больно?
— Ничего, я скоро встану на ноги, — сдержанно проговорила она.
— Я тоже встану.
— Конечно, встанешь, Кирилл.
Он посмотрел в спину Афродиты и сказал в ее же сторону:
— Ну, я пойду. День сегодня хороший…