Возвращение Кристель. Книга 1. Часть 4

Калько Анастасия Александровна

Алекс шел мрачный, избегая смотреть на запыхавшегося увальня Эрнандо. Это окончательно бы испортило ему настроение и без того гадкое. Он думал, что этой ночью снова смог преодолеть отчуждение Кристель и восстановить доверие между ними, возникшее в Ниагара-Фолс, когда она замерзала в своем одиночестве, которое уже не скрашивают телевизор, любимые фильмы и музыка. Алекс постарался дать Кристель тепло и внимание, по которым она истосковалась, это лучше привязывает, чем угрозы и шантаж. И еще, когда она открыла дверь на его звонок - такая же тонкая, большеглазая, в фартуке поверх джинсов и футболки, пахнущая корицей - Алекс понял, что в нем проснулись старые чувства, он истосковался по Кристель, но смог взять себя в руки и действовать по плану. Ему было трудно снова завоевать доверие женщины; как чудом избежавший капкана зверь, она все время была настороже и никому не доверяла.

Алекс

вспомнил, как он обнаружил Кристель лежащей без сознания в незапертой квартире. Он испугался не только за успех дела, но и чисто по-человечески. Давая женщине лекарство, кутая ее в одеяло и смачивая горящее в жару лицо мокрым платком, Алекс больше всего хотел одного: пусть она откроет глаза, скажет, что ей уже лучше, улыбнется. Совместное Рождество Алекс вспоминал с растроганной улыбкой. Как была красива Кристель в "маленьком черном платье" и изящных туфельках! Как они танцевали под лирическую музыку, когда он обнимал ее, такую изящную и теплую под тонкой тканью платья. В самолете Алекс восхищался ее силой воли и отвагой, а когда она в последний момент развернула "джет" - еще и ее сообразительностью. А как бесстрашно она бросалась на защиту своего сына! Не каждый мужчина способен на такой шаг, как мать, отводящая беду от своих детей. И Алекса даже кольнула давно забытая совесть за то, как он пытался запугать Кристель, шантажировал ее жизнью ее сына... И когда вчера она умоляюще смотрела на него, прося пощадить Эрика, Алекс почувствовал себя мерзавцем не хуже Куолена. Он злился на удачливого соперника, на Кристель, мечтал отплатить ей болью за боль и днем, как садист, радовался, что вроде бы пробил броню Кристель. Но когда Крис тихо плакала у окна, вспоминая своего отца, и говорила, что кроме сына у нее никого не осталось, Алекс готов был возненавидеть себя. После колледжа они прожили вместе почти 4 года, и ни разу за это время Алекс не видел Кристель в слезах. Наверное, вчера на нее свалилось слишком много.

Ночью Алекс постарался исправить свое поведение и развеять тревогу Кристель; он пылал страстью, и чувствовал, как она откликается так же горячо и темпераментно - но когда он уснул, Кристель спустилась вниз и до утра беседовала с Такером. Анжело пару раз просыпался и слышал обрывки их разговора. Нет, они ни о чем не сговаривались, не флиртовали. Кристель рассказывала о своем детстве, о родной матери, о "маме Элейн", о том, как решила стать пилотом. Такер говорил о стажировке ее сына, о том, как мальчишка прижился на базе, и рассказал о своей невесте, погибшей лет 20 назад. "Стокгольмский синдром, ясно!" - кивнул Алекс, выслушав агента, но задался вопросом: почему Кристель вздумала откровенничать с Такером, а не с ним, неужели заложник ей ближе? Пожалуй, даже если бы Анжело застукал Такера и Кристель целующимися или пытающимися смыться, это меньше задело бы Алекса. Физическая измена ранила его меньше, чем моральная.

Не страшно, считал Алекс, если тебя сочли плохим любовником. Хуже если женщина рядом с тобой молчит, а душу изливает перед кем-то. Так было и в прошлый раз; Куолен был отличным знатоком психологии, в военной разведке его научили находить подход к людям, и он нашел, как "привязать" к себе Кристель, не такую, как другие девушки, чтобы она ходила за ним, как пришитая, и, не задумываясь, пошла бы за ним куда угодно. И Алекс узнал обо всем слишком поздно. "Я никогда по-настоящему тебя не интересовала!
– говорила она Алексу, укладывая чемоданы.
– Когда мне нужна капля внимания, ты с головой погружен в футбольный матч, или лезешь с ласками. Я чувствую себя гибридом домработницы с надувной куклой, которую можно убрать в шкаф до следующего использования...". "А ему есть до тебя дело?" - спрашивал Алекс. "Да, - Кристель складывала в чемодан водолазки и джинсы.
– Он всегда слушает меня и понимает, готов отложить любые дела, если видит, что я нуждаюсь во внимании и поддержке... Эрик внимателен, он всегда видит, в каком я состоянии, и не лезет обжиматься или читать мораль, когда мне всего лишь нужно, чтобы меня выслушали!". Ошеломленный потоком обвинений Алекс пытался понять, почему Кристель никогда раньше не заводила разговора о том, что ее не устраивает в их отношениях. Если бы она раньше указала ему, в чем он неправ, он бы постарался изменить свое поведение... Но Кристель молчала, как будто ее все устраивает, и вдруг разразилась упреками. Наверное, дело в том, что этот хмырь качественно промыл ей мозги, изображая, будто понимает и чувствует настроения девушки. И Кристель, умная девчонка с железными нервами, попалась как наивная дурочка... А теперь Такер туда же, - Алекс неприязненно взглянул на заложника, - пытается лезть к ней в душу. Ищет способ обвести их вокруг пальца, вот и изображает понимание и участие. А Кристель снова наступает на грабли... Но на этот раз Алекс уже не будет "теленком". Как только Такер приведет их к флешке, километра за два, Алекс отправит Грега "прогулять по доске" этого сукина сына. И с Эрнандо надо решать. Этот хмырь снова придумывает, как сэкономить на оплате и таращит бесстыжие глаза на Кристель. "Эти двое плохо меня знают, если думают, что я ничего не вижу!"

*

Спасательный вертолет все утро кружил над горами. Джесси решила самостоятельно обследовать территорию. На месте второго пилота сидел агент Харлин, который окончил летный курс в Куантико и не хотел отпускать женщину одну.

– Мэм, только прошу вас, - напутствовал он перед вылетом, - если увидите внизу что-то подозрительное, не сажайте вертолет, а радируйте нашим.

– Я знаю, - кивнула Джесси, - уверяю, мне и в голову не придет играть в героя-одиночку. Женщина-кошка из меня не получится.

– Извините, я, наверное, перебарщиваю со своими предостережениями. Но я слишком хорошо знаю людей, которыйх мы ищем. О Родригесе вы знаете из СМИ, но я знаю о нем еще больше. А Алекс Гудвин, один из его головорезов для особых поручений, так называемый "северный доберман", еще хуже. Говорят, его побаивается даже сам диктатор. Сейчас они застряли здесь, потеряли самолет и напоминают загнанных волков, которые от страха и безнадежности еще злее. А если учесть, что они здесь явно не вдвоем... Мы предполагаем, что в авиакатастрофе уцелело еще пятеро или шестеро головорезов из отряда Гудвина. А эти ребятки убивают так же легко, как я чихаю.

– Понятно, - Джесси немного снизилась, чтобы обвести взглядом изуродованное аварийной посадкой плато. Там уже закончились следственные работы; место посадки самолета было обнесено желтой лентой "Место расследования ФБР". На равнине лента крепилась к дереву, которое несколько футов было безупречно прямым, с идеальными ветвями, а выше резко искривлялось, ветки уродливо торчали и перепутались.

Заметив, что Джесси задержала взгляд на этом дереве, Харлин сказал:

– Просто интересно, какие встречаются капризы природы. Изначально это дерево развивалось как идеально ровное, словно в элитном парковом комплексе. А поток вдруг вместо кроны образовался какой-то клубок вроде взрыва на макаронной фабрике...

– Да, бывают деревья причудливой формы, - ответила Джесси, - это еще не самый интересный случай...
– она была даже отчасти благодарна этому человеку, который вызвался сопровождать ее и пытался снять напряжение разговором.

– Так же и с людьми, - развивал мысль агент ФБР, - до определенного момента они безупречны, просто идеальные граждане, и вдруг сбиваются с пути. Как тот же Гудвин. Мальчик из хорошей семьи, окончил привилегированную школу, веселый, открытый, дружелюбный, немного наивный. В колледже ВВС - душа компании, рубаха-парень, сама доверчивость, но способный курсант, отличник. В тридцать лет - уже майор; к сорока годам ему пророчили генеральское звание. И вдруг становится первым головорезом у Родригеса, одним из тех, кто насаждал диктатуру в Венгезии всеми методами и давил малейшие попытки сопротивления, тоже не брезгуя ничем. За короткий промежуток времени Гудвин из простоватого добродушного парня превратился в хладнокровного и совершенно безжалостного меркантильного выродка, сохранив при этом обаяние "своего парня". Более 15 лет Гудвин был правой рукой Родригеса, а когда в Венгезии началась революция и повстанцы смяли армию и "доберманов" диктатора, Гудвин помог патрону избежать расправы и спрятал. Мы чуть не накрыли их в Аризоне, но Гудвин опередил нас буквально на несколько минут. Он избежал нашей засады.

– Вот как?
– спросила Джесси.

– Да, мы пробрались в дом... И обнаружили, что он пуст. Но в одной из ванных комнат висело на крючке влажное полотенце, в кухне еще витал запах кофе, и в сушилке стояла вымытая чашка. А вторые ворота со двора были открыты, и над дорогой еще вилась пыль, поднятая колесами машины. У Гудвина невероятное чутье опасности, и стоило ему почувствовать слежку в Финиксе, и он тут же придумал, как оставить нас с носом. Не знаю, что случилось у них в полете; посадка в горах не входила в их планы. Хотя, зная Эрнандо, могу предположить: наверное, Гудвин запросил за переправу слишком дорого, Родригес для вида согласился, но приказал своим охранникам в дороге разделаться с "доберманами". Но застать Гудвина врасплох снова не получилось. Самолет напоминает сыр, так его изрешетили. Следует заметить, что у Гудвина был классный пилот, если смог посадить самолет в таком состоянии. Самолет изначально шел к отвесному обрыву, но пилоту удалось развернуть теряющую управление машину к пологому спуску...