Возвращение Лени
Шрифт:
Одна - большой черный кадиллак - с гробом вождя мирового пролетариата Владимира Уй-йянова (Ленина) рванул вниз, под гору, резко свернул на набережную, просвистел через Яузские ворота, миновал Таганку и Абельмановку и очутился у старообрядческого кладбища в Калитниках. Второго вынесли в простыне два дюжих охранника и сунули в багажник лимузина, который все еще поджидал Барсика. А тот, обнимаясь в лаборатории с Каликиным, благодарил его за спасение от уголовного наказания: кто же будет преследовать врача за то, что он случайно зарезал живого Каликина, но оставил в целости и сохранности дорогостоящую биологическую копию?..
– Хорошо, что не перепутал, я бы тебе сонную артерию перекусил, сказал Зюганичев, услышав покаянное признание академика, и по-детски улыбнулся.
Сделав спое дело, Барсик благодарно распил с Каликиным бутылку "Амарстто" и повез домой отжившего свой короткий век агнца Долли.
Так. про себя, он стал называть клонированное тело Каликина. И хотя Барсик был большим ученым, и мухи профессионального любопытства овладевали им и пытались совратить его с пути истинного, он не стал заспиртовывать бывшего кандидата в Президенты, а от греха подальше сжег его тело в песочнице детского сада. что располагался неподалеку от его дома. Так и положено поступать с нечистой силой. Барсик сидел рядом с песочницей и потягивал "Беломорчик", а тело, облитое бензином.
потихоньку подсыхало и рассыпалось, пока прямо над песочницей не пошел столбовой ливень и не превратил угольки в грязь. Через несколько минут песок был промыт до белизны, а вся грязь ушла глубоко в землю. С одним, правда, не успевшим еще пабедокуритьЛениным, было покончено. Небеса просияли, как иногда это случается в предзакатную пору, когда вкруг нескольких бурых туч вдруг возникает голубое обрамление и оказывается видно небо, все такое же ясное, лазоревое, как и днем.
Каликин остался в лаборатории один с ящиком "Советского шампанского" в ожидании возвращения званых гостей с променажа вдоль опустошенной кремлевской стены.
Глава 5
ПРАВА, КАЦ и Я
Затеяв писать предисловие к этой рукописи, я обнаружил, что таких предисловий была уже написана гора. можно вспомнить сразу несколько. но я хочу привести в пример одно булгаковское, к "Театральному роману". Там автор, который нашел рукопись романа, объясняет читателям, что он к нему не имеет никакого отношения и что рукопись его попросил издать товарищ, который, к тому же, умер.
Не знаю, кто как, а я абсолютно верю автору, а взамен прошу и ко мне отнестись так же благосклонно.
Действительно, рукопись, которую вы держите в руках и которая уже стала книгой, попала ко мне случайно. Написана она человеком, который мне не был знаком, хотя как будто бы однажды и привиделся мне.
Он живет за границей, а там все плохо, и я обещал издать его книгу на родине, то есть в России, поскольку это была его единственная просьба.
Ему сейчас очень грустно и тяжко. А грустно ему потому, что живет он с женщиной, которую любит, и живет в Швейцарии. У него есть деньги, и все вокруг него хорошо. Так вот, оказывается, когда все вокруг хорошо, это и есть плохо.
Давайте его пожалеем и выполним его волю: изладим эту книгу.
Теперь еще следующее: я сколько ни пытался установить подлинность имен, которые в этом произведении появляются, не сумел этого сделать.
Конечно, некоторые веши лежат близко. Например, в повести может встретиться должность: первый спикер на России. Занимает ее некий Скамейке. Сколько я ни размышлял, так и не определил, что имел в виду автор и что пришло ему в голову. Скамейке я пытался расшифровать и так, чисто филологически. Например: С. К. Меико. то есть "свободно конвертируемое мейко". Тоже не получается. Таким образом, было окончательно доказано, что сия ерундистика к Владимиру Филипповичу Шумейко отношения не имеет. Заранее извиняемся перед ним от имени автора, который теперь живет за границей. Но, если оное не появится на страницах, тогда и извиняться не надо.
Бывшего вице-президента Русского, который тоже не есть герой нашего повествования, естественно, некоторые могут перепутать с Руцким, но идентифицировать Руцкого с русским, по-моему, было бы нелепо, поэтому читатель поймет, почему я с негодованием отбросил и такую гипотезу.
Когда я впервые появился в здании своего министерства, то у меня тотчас же появилось ощущение, что я иду в этой жизни по второму кругу.
Потому что я встречал те же лица, я встречал тех же люден, когда раздавались звонки по телефону, те же голоса о чем-то просили меня, а люди кланялись и ситуации решались каким-то чудом в мою пользу. Я никогда нс мог себе представить, хотя уже пятый раз в этом мире служил начальником, не мог себе представить, что такое - начальник управления Федерального министерства.
Оказывается, поклоны и "чего изволите" входили здесь в сервис.
Мне это претило. Помнится, за несколько лет до этого я ездил унижаться в это же министерство по каким-то своим мелким делам. Теперь та же дама, которая в то время казалась мне недоступной, показалась милой и весьма легкой в обращении, потому только, что сегодня она находилась в моем прямом подчинении.
И вот тут, по-моему, самое главное было справиться с собой, что я не преминул сделать: никогда ни одним жестом, взглядом или словом не выдавать накопившиеся за предыдущую жизнь обиды.
И еще насчет "этой страны"...
А если когда-нибудь в этой стране
Поставить задумают памятник мне...
А. Ахматова
А если в когда-нибут в нашу страна
Памятник поставит захочутца мна...
С. Умалатова
Кладбище было черным. Не потому, что черный цвет - цвет траура, а потому, что большая его часть была застроена склепами, огромными крестами и плитами из черного гранита. В основном похоронены в этой стороне кладбища были целые старообрядческие кланы, все купеческие фамилии. Они и церковь помогали строить, и кладбище это содержать.
Теперь же все здесь заросло лианами, спускавшимися с корявых ветвей, паутиной и забвением. Джунгли!
Процессия была небольшая. Гроб несли медленно, пробираясь сквозь ивовые ветви, вьюны и еще черт знает что, как сквозь тростниковые заросли. Узкую тропинку уже еле было видно, откуда-то со стороны завода "Серп и молот", где пятый год простаивало три четверти мощностей, повеяло холодом. Зюганичев шел за гробом, опустив голову, вспоминая меню второй половины вечера.
– Так, - вздохнул он начальственно, - где тут яму-то вырыли, Анатолий Иванович?