Возвращение Мастера и Маргариты
Шрифт:
– Прощай, Дом! – склонясь с седла, Маргарита глядела на уходящую вниз крышу. – Прощай, город!
Слабо светился сквозь водяную пелену залитый светом прожекторов Храм.
– Пусть стоит, раз уж так вышло, – сказал Роланд. Он слегка притормозил, поджидая Максима и вместе с ним снизился к прямой улице, берущей начало у Манежной площади. – Забавная прогулка, не правда ли!?
– Это же Тверская! Я начинаю ориентироваться. Но как пусто…
– Полночь, ливень, гроза. Все боятся повторения недавнего урагана. Кроме него. – Он указал на движущийся объект.
– Что это?! – Максим пригляделся
Грохоча сапожищами понуро брел по пустой улице чугунный Шаляпин–Грозный. На плече, словно бревно, он нес стелу с шипами держав и скипетров. Голова чудища в косо нахлобученной шапке Мономаха проплывала на уровне крыш спящих домов.
Доковыляв до Моссовета, где светились по центру никогда не гаснущие окна приемной мэра, статуя заглянула внутрь. Вскинула стелу, словно ружье, отсалютовала, совершила четкий поворот на девяносто градусов и чеканным шагом двинулась к Маяковке. Мерин под Долгоруким заржал, всадник помахал вслед каменной десницей и застыл. Лишь вздох, похожий на завывание ветра, последовал за уходящим.
Постовые городских служб протирали глаза, недоумевая по поводу внезапно охватившей их дремы и отгоняли навязчивый и нелепейший сон.
Каменный Пушкин опустил печально–гордое лицо и коротко кивнул. Хотя мог бы читать и читать посвященные "царю–ироду" строки. Максим заметил, что по мере удаления от своего места, памятник уменьшался. Перед Пушкиным стоял довольно скромный монумент. А к Маяковскому подошел уже и вовсе средних привокзальных габаритов памятник. Прочитал слова на постаменте поэта, пожал плечами и побрел дальше, придерживая усохшуюся до размеров обычной елки стелу.
Горький, стоящий у Белорусского вокзала, увидел странного мужичка, волочащего на плече увесистое бревно, узнал было певца, гением которого восхищался. Но сбитый с толку его нарядом, лишь смущенно кашлянул в кулак.
Совершив проход по Ленинградскому проспекту, монумент исчез в подмосковных лесах.
– Здорово получилось! – обрадовалась Маргарита. – А как же… Как же те, кто остался?
– Прощания не будет, – Роланд взмыл к тучам, а следом за ним свита. Все устроено. Ваша сестра, Ласкер. Об остальном народонаселении планеты позаботятся более компетентные Ведомства.
– Выходит, Пальцев и его компания уже не смогут угрожать Лиону и использовать генератор? – уточнил Максим.
– Генератор уничтожили вы, любезнейший. А Пальцев никого уже не сможет уничтожить, поскольку будет уничтожен сам. Приглашение на собственные похороны он получил еще в новогоднюю ночь.
– Здесь заказные убийства в порядке вещей. Вроде насморка, – пояснил кот.
– Из Альберта Владленовича мог бы получиться отличный чертяка, вздохнула Зелла. – Жаль. Жадность испортила его. Нам, ведьмам не свойственна меркантильность. Лишь бесконечна преданность своему мастерству.
– Надеюсь, всем ясно, что расправа с ничтожной кучкой негодяев не означает для этих мест, которые мы к счастью вовремя покинули, хеппи энда, – не глядя больше вниз Роланд несся сквозь тучи. – Завтра семнадцатое августа – очередное черная дата в Российском календаре, которая получит красивое определение – дефолт. После чего возможны только два варианта событий: худший и, конечно же – невероятный. Но на последний советую не рассчитывать. В активное вмешательство тех, кто считается главным производителем на рынке чудес, я, откровенно говоря, сомневаюсь.
Волшебные черные кони, не утомляясь, несли своих всадников. И скоро тучи и ливень остались внизу, уплыл в ночь обреченный на страдания город. Грусть охватила летевших.
Маргарита увидела, как изменился Максим. Волосы его, блестевшие при луне, собрались сзади в косицу. Когда ветер вздымал плащ Мастера, на его ботфортах то загорались, то потухали звездочки шпор, обращенное к луне лице обрело выражение твердой решимости. Казалось, он понял нечто, давно мучившее и теперь, сбросив груз сомнений, расправил плечи, стал уверенным, сильным. Изменились и остальные. Странная кавалькада неслась сквозь ночь! Рыцари, призраки, тени? Актеры, только что отыгравшие шекспировскую хронику или хорошо экипированные персонажи мистического триллера? Не ясно, не ясно, не ясно…
– Экселенц, – Мастер приблизил своего коня к роландовскому и они пошли рысью бок о бок, беззвучно колотя воздух копытами. – Могу ли я задать один небольшой вопрос?
– Полагаете, он один и небольшой? – не оборачиваясь усмехнулся Роланд. – Я думаю – вопросов тьма. Потому отвечу на все разом. – Он осадил поднявшегося на дыбы коня и тут же остановилась вся кавалькада. И в странной, звенящей тишине прозвучали слова:
– Послушайте совета, Мастер: не ломайте голову над моими поступками. Не пытайтесь найти логику в случившемся. Ее нет. Вернее, она недоступна вашему пониманию. Для вас хаос – это абсолютный беспорядок. Однако, он имеет вполне определенную структуру, только более высокого уровня. Что бы ее обнаружить, надо смотреть сверху и подняться очень, очень высоко. Вы поняли?
– Да. Понял, что мал для понимания Смысла. Но трудно отказаться от искушения хоть чуть–чуть приоткрыть дверцу в непостижимое. – Максим сдерживал нетерпеливо приплясывающего коня. – Так много загадок, экселенц.
– Вот уж зря вы маетесь! Ну какие еще загадки? – обиделся Шарль. – Все было разыграно так складно, так гладко и вполне доступно пониманию рядового зрителя.
– Так спектакль был затеян для нас? – удивилась Маргарита.
– Труппа всегда думает о публике больше, чем это заметно, – сказал Роланд.
– Вы думали о нас! – воскликнул Мастер. – Разве эта не самая непостижимая загадка?
– Вот и размышляйте над ней, если вам не предложат более интересных задач.
– Я, кажется, что–то поняла! – воскликнула Маргарита. – Это была самая простая и самая сложная игра! Так же играет для нас ветер, несущий по асфальту осенние листья, мороз, рисующий на стекле причудливые узоры или эти звезды, манящие тайной. Все, что дано видеть нам – всего лишь изнанка! Мы смотрим с обратной стороны гигантского ковра и видим узелки, запутанные и оборванные нити, пересечение пестрых линий – невнятную сутолоку несовместимых мелочей… Но стоит лишь перевернуть ткань, и откроется дивный узор, где все судьбы наши, все случайные потери, чудесные находки, и слезы, и ликование, и тополиный пух и кузнечик на ладони – все, все это вместе – обретет смысл!