Возвращение Мастера и Маргариты
Шрифт:
– А каких замечают?
– Королев! Ты ж сама все время говорила, что надо быть ведьмой, вроде Маргариты. Надо уметь бороться и отстаивать свою любовь!
– Выходит, мне к Игорю не спускаться? Не такая я, Нюша… Не королева, не ведьма.
– Сумасшедшая! Он тебя любит. Это с первого раза всем было заметно, когда он с рябчиками на день рождения приперся. Втрескался, втрескался, втрескался! До потери пульса.
– А я?
– Ты тоже совершенно обезумела! – Анюта заглянула в тревожные, светлые даже в сумерках, глаза сестры. – Ну подумай, подумай, Марочка, когда ты в последний раз не ночевала дома?
Мара рассмеялась, обняв ее:
–
Глава 29
Открытие ресторана состоялось 31 декабря. Круг приглашенных – самый узкий. Только друзья и представители творческой интеллигенции, наиболее приближенные к "Музе". Белла охотно согласилась принять участие в торжестве, должном иметь решающие последствия. Любовники подробно обговорили, что и как должно случиться с Линой. Разве не щекочет нервы сознание собственной силы, особенно острое рядом с тем, чьи часы сочтены тобою?
Последнее время Белла ощущала прилив особой клокочущей энергии. Ее манил риск, острое ощущение опасности и победы.
Знакомые, смотревшие по телевизору трансляцию скандального шоу "Сад страсти", утверждали, что прибывшая из Голливуда актриса Упырска страшно похожа на Беллу. Только изящнее и с явно свежепроизведенной косметической операцией в области шеи. Намекал на это сходство и пристально приглядывавшийся к любовнице на последнем свидании Берт. А Белла хохотала, запрокинув голову и говорила, что ей страшно приятно напоминать всем заезжую стерву, шельму и чертовку, едва не загрызшую прямо на сцене любимцев московской публики.
Белла прибыла на встречу Нового года в качестве приглашенной Мары, официально вступившей на пост замдиректора ресторана. Ей в кавалеры был приставлен комедийный французик, знакомый по торжеству в честь дня рождения Альберта. Белла ощущала стремительный ток крови в жилах и необычайную легкость. Казалось, стоит слегка поднапрячься и перемахнешь за черту дозволенного в иное измерение, где можно абсолютно все, где побеждает самый отчаянный и дерзкий. Гвалт и блеск банкета доходили к ней сквозь пелену собственного кипучего праздника.
По случаю торжества столы составили буквой П, а стены, люстры, арки украсили хвойными гирляндами. Ресторан был похож на зал аристократического дома в добротном традиционном духе, разве что несколько мрачноватом.
Хозяин восседал в центре в окружении супруги и господина де Боннара с мисс Левичек, и был похож на маслину во фруктовом салате. Шарль позволил разгуляться своей страсти к умопомрачительным туалетам, вполне уместной сейчас, как он шепнул Изабелле, лишь в африканском племени и в московском бомонде. Однако несколько все же перестарался. Не считая дамы – супруги Пальцева, иностранец оказался самым нарядным в далеко не скудно экипированном обществе. Его парчовый пиджак, сильно приталенный, длинный, наподобие камзола галантного века, украшала дюжина искрящихся пуговиц. Синюю парчу сплошь покрывали серебряные хризантемы, как утверждал чудак, ручной вышивки тибетских монахов. Камзол удачно дополняли брюки–дудочки окраса "металлик" и запонки с жемчугами, а также брошь, сверкающая в пышном шелке элегантного шейного банта. В сочетании с бородкой клинышком, едва осеребренной сединой шевелюрой, и моноклем, сменившем пенсне, костюм потрясал воображение.
Жена Пальцева – бывшая спортсменка многоборка – обладала фигурой, сводящейся к простейшему геометрическому построению – квадрату. Но при этом считала себя красавицей. У Лины было крупное плоское лицо с тяжелыми щеками и борцовским подбородком. На этой обширной площади, ухоженной косметологами до гладкости и чистоты каррарского мрамора, старательно и без излишней сдержанности выписывались основные детали: глаза, рот, брови. Все крупное, яркое, зовущее. Волосы Лина красила в лиловато–медный цвет и стригла под бобрик. Для редкого случая совместной с мужем светской вечеринки дама надела самые впечатляющие драгоценности и шифоновое короткое платье цвета пера жар–птицы.
У нее был повод для внутреннего торжества и основания предполагать, что начался новый этап совместной жизни с неукротимым Бертиком. С тех пор, как бравый полковник Секвестр Фийхатдулин был списан в отход, его дочь стала открытой помехой на пути преуспевающего бизнесмена. Альберт объявил ее больной и сослал лечиться на Антильские острова. Но развода не потребовал. Ангелина смекнула: она до сих пор замужем лишь потому, что мужу выгодно быть женатым, причем на женщине хворой, бросить которую ему якобы мешает совесть. А раз так, существует некая шлюшка, имеющая право серьезно претендовать на должность законной супруги. Участь Лины зависела именно от настойчивости разлучницы. Случай разобраться на месте в сложившейся ситуации неожиданно представился – Альберт сам вызвал ее в Москву. Обращался нежно, про дела не упоминал, лишь увлеченно живописал о банкете в новом ресторане клуба, открытие которого намечалось под Новый год.
Оглядев гостей, Лина наметила три кандидатуры на роль разлучницы. Первая – разумеется, крашеная, щипаная белобрысая курица, непрестанно заливалась таким зычным, хрипатым и пьяным смехом, что он перекрывал звон посуды и гул голосов. Любимая народом певица мечтала о выступлениях голяком, о чем заявляла в своем творчестве и, по всему видно, уже приближавшаяся к своей мечте. Лицом и повадками певица смахивала на саму Лину, и это пугало.
Имелась среди приглашенных еще одна подозрительная особа. С ней Лина уже встречалась в Милане, выбирая очередную шубу в салоне, рекомендованном мужем. Прыткая особа. Замужем за немцем, дочь учится в Германии. Ну что ж, такая тоже способна работать на два фронта.
Лина решила, что в этот же вечер вычислит соперницу и внимательно следила за мужем. Алберт же ни с кем не флиртовал, погруженный в задумчивость.
Пальцева многое настораживало. И прежде всего то, что загадочный "грек" так и не появился, не осчастливив своим присутствием торжественное застолье.
– Зря, ей–богу зря ваш шеф игнорирует общением с российской творческой интеллигенцией! – прожурчал Пальцев скучающему французу. – Я подготовил оригинальную художественную программу, совмещенную с десертом. У нас теперь любят и умеют веселиться. Вот Изабелла охотно подтвердит. – Он попытался втянуть в разговор углубившуюся в размышления мадам Левичек, но та лишь мечтательно простонала:
– Веселиться умеем и любим.
– А еще пуще того – божиться. И, заметьте, без всякой надобности. А крестами обвешались все, кому ни лень. Вчера посмотрел передачу из зала суда, так видите ли – на скамье подсудимых рыло к рылу – по десятку убийств на каждом. Так ведь тоже – с крестами!.. – Шарль даже задрожал от волнения и заговорил с акцентом. – Это черт знает что! Профанасьён, мизерабль!
– И я так считаю, – поддержала иностранца госпожа Пальцева. – В массах – вопиющая бездуховность, полное моральное вырождение. Поголовное блядство. – Она зыркнула в сторону приглашенных звезд, но они скрылись.