Возвращение миледи
Шрифт:
– Ложь, – хладнокровно заявила Дарья. – Я ничего не крала!
– Ну, значит, они тебе их сами отдали, – отмахнулась я. – Хотя твоя бабка, стоя на коленях перед отцом Геннадием, крестилась и божилась, что бумаги украли. Правду, выходит, говорили, что Жадовы и господу богу в лицо соврут и не поморщатся. Ну да бог с ними. Но с того дня Михаил Антонович должен был посылать Дарье каждый месяц по тысяче долларов.
– А не жирно ли для девчонки? – спросил Сомов.
Ни он, ни Зоя Федоровна демонстративно не смотрели в сторону сына и ни о чем его не спрашивали, а Игорь Николаевич продолжал сидеть все в той же позе и в разговоре не участвовал, словно его это и не касалось. «Эх, бедолага! – подумала я. – Знал бы ты, сколько тебе еще выслушать придется!» Жалко мне было Дроздова до слез, но я решила
– А куда ему деваться было? – спросила я и пожелала: – Не дай вам бог в его шкуре оказаться!
– Ну со мной такой номер не прошел бы! Я бы всем троим шеи посворачивал как цыплятам! – зло бросил Сомов.
Я могла бы ему сказать, что именно поэтому он вор в законе, а Морозов депутат облдумы, но воздержалась, ограничившись замечанием:
– Так у вас с ним характеры разные! – И стала рассказывать дальше: – Дарья быстренько родила дочь и тут же сбагрила ее на руки матери Максима. Она ее даже не кормила, чтобы фигуру не портить! Вот эдакая своеобразная материнская любовь! Дарья мечтала о блестящей жизни в Лондоне или Париже, но тут скоропостижно скончался ее свекор и радужные перспективы накрылись! Вместо Европы Кленова распределили в Африку, и то только потому, что за него попросили друзья отца. Дочь Дарье была совершенно не нужна, и она, объяснив тем, что там плохой климат, оставила ее бабушке. Замечу сразу, что она не навещала ее даже в отпуск, предпочитая развлекаться за границей в Европе, а вот Максим любил дочь без памяти и проводил около нее каждую свободную минуту. Через несколько лет его перевели в бомбейское консульство, и вот Дарья, маясь в Индии от безделья, сначала бросалась из стороны в сторону, меняя одно увлечение на другое, а потом решила заняться йогой! Позанималась она немного и тут!.. Тут ей предложили изучать Камасутру. И она согласилась.
– Между прочим, Камасутра – это искусство, – высокомерно заявила Дарья. – Оно ничуть не хуже пения, рисования или танца. Это высокое искусство любви, и в нем нет ничего постыдного.
– Смотря к каким последствиям приводят занятия этим искусством, – сказала я. – В твоем случае они были катастрофические.
– А вот этого ты знать не можешь! – уверенно заявила она мне в лицо.
– Я? – переспросила я. – Да, я этого знать не могла, но узнала же! Могу даже сказать от кого. От Морозова! Он нанял частного детектива, который не спускал с тебя глаз, когда ты бывала в Москве, а потом и вовсе сумел познакомиться и подружиться с твоей свекровью, которая знала из писем сына о его «счастливой», – язвительно произнесла я, – семейной жизни и твоих похождениях. Да и сослуживцы покойного мужа тоже ей много чего рассказывали. Так что он получал информацию из первых рук.
– Бедный мальчик! – со слезами в голосе сказала Зоя Федоровна. – Какое счастье, что Игорь не оказался на его месте!
– Да, – согласилась я. – Можно считать, что, несмотря ни на что, Игорь Николаевич тогда сравнительно легко отделался.
– Зоя, – хмуро сказал Сомов, – не отвлекай Татьяну. Продолжай, – потребовал он.
– Продолжу, – согласилась я. – Но не скажу, чтобы с большим удовольствием! На чем я остановилась? Ах да! На Камасутре. И вот таких, жаждущих приобщиться к великим тайнам Востока, женщин набралось несколько человек, но... Все они почему-то были женами дипломатов. Сначала они изучали теорию, но вскоре им предложили перейти к практическим занятиям – и они радостно перешли!
– Это они, что же, мужьям своим изменяли? – с ужасом спросила, не удержавшись, Дроздова, на что Сомов только тяжело вздохнул.
– И с большим энтузиазмом, Зоя Федоровна, – выразительно сказала я. – Дарья была способной ученицей и охотно делилась полученными знаниями, а точнее, приобщала к высокому искусству Камасутры, – ехидно выговорила я, – всех мужчин консульства, кто на это только соглашался. И очень скоро Максим стал столь ветвисто рогат, что ходил, не поднимая головы и глядя исключительно в пол.
– Убивать таких мало! – гневно выпалила Дроздова. – Собственного мужа ни за что ни про что так опозорить!
– Она привыкла жить так, как ей хочется, и не считаться ни с кем и ни с чем! – объяснила я. – А потом выяснилось, что этот кружок эротического домоводства
– Ну и влип мужик, – покачал головой Николай Петрович.
Дарья сидела отвернувшись и спокойно смотрела в сторону.
– Да! Ему можно только посочувствовать! – согласилась я. – Прилетев в Москву, Дарья и не подумала навестить свою дочь, а поселилась в своей однокомнатной кооперативной квартире, которую ей выстроил Морозов, а она ее все годы, что провела за границей, сдавала. Таким образом, деньги у нее были. Начала она подыскивать себе другого мужа, потому что с Кленова поживиться ей было больше нечем. Она восстановила былые связи, развила бурную деятельность, но быстро поняла, что даже при довольно хорошо сохранившейся внешности и знании Камасутры ей рассчитывать не на что. А практическое применение полученных в Индии знаний вообще сыграло с ней злую шутку. Она рассчитывала, что кого-то в Москве этим поразит, но выяснилось, что те люди, чье внимание она пыталась привлечь, привыкли летать в Таиланд, чтобы оттянуться там с молоденькими девочками, на фоне которых Дарья уж никак не котировалась. Так что успех в Москве ее не ждал. Поняв, что в Москве ей ничего не светит, Дарья приехала в Тарасов и поселилась в однокомнатной квартире Морозова.
– Когда это было? – спросил Сомов.
– Когда Игорь Петрович еще жил со Светланой Юрьевной, – ответила я и добавила: – Но к тому, что они расстались, Дарья не причастна – тут другой человек поработал.
– Кто? – спросил Николай Петрович.
– Я же обещала вам все рассказать, так что со временем дойду и до этого, – ответила я. Дроздову ждал очень неприятный сюрприз, и я не хотела, чтобы она поняла это заранее. – Вскоре Дарья познакомилась с Кривоножкиным-Друидским – корреспондентом телевидения. О нем речь впереди. А также встретила и Игоря Николаевича с Погодиной. Думаю, что для нее было настоящим ударом узнать, что он очень богат. Когда она поняла, что в свое время страшно промахнулась, Дарья попыталась отыграть все назад, заново с Игорем познакомилась и увидела, что в его памяти она до сих пор действительно осталась девочкой-Дюймовочкой, с которой его разлучил негодяй Морозов. Она сделала ставку на Игоря, собираясь сыграть на его былых к ней чувствах, – ведь первая любовь хоть и проходит, но память о ней остается на всю жизнь! И промахнулась!
– Я не промахнулась! – заметила Дарья.
Оставив ее реплику без внимания, я сказала, глядя в сторону Дроздова:
– Промахнулась, потому что Игорь Николаевич очень, – подчеркнула я, – любил Светлану Юрьевну.
– Не упоминайте здесь имя этой мерзавки! – потребовала Дроздова. – Игорь-то ее любил, да вот она его – нет! Мне ли не знать, что такое настоящая любовь! – заявила она, посмотрев на Сомова, который улыбнулся ей в ответ.
– Увы, Зоя Федоровна, не могу! – развела я руками. – Она же в этом деле тоже оказалась пострадавшей, но об этом позже.
– Что-то ты слишком много на потом оставляешь! – недовольно сказал Сомов.
– Повествую по мере развития событий, – объяснила я. – Итак, Дарья решила не сдаваться, а засесть, как охотник в засаде. Игорь Николаевич и Дарья стали часто встречаться днем, обедали вместе, вспоминали прошлое и говорили обо всем на свете! Она изображала из себя верного и преданного друга, с которым можно обсудить абсолютно все, рассказывала о своей жизни, Игорь Петрович тоже от нее не отставал и рассказывал все как на духу! Да вот только не знал он, что она все эти разговоры на диктофон записывала, – авось в будущем пригодятся! Изучив его и решив, что он окажется легкой добычей, Дарья поехала в Москву и подала на развод. Оформив развод, Дарья вернулась в Тарасов, где получила мощнейший удар под дых. Дело в том, что ее не было несколько месяцев и за это время произошли многие изменения – Игорь Николаевич расстался со Светланой Юрьевной и был уже женат на Тамаре Базаровой.