Возвращение на Арвиндж
Шрифт:
За поворотом стоит на дороге игрушечный поезд. Это автомобиль, закамуфлированный под паровоз и пара прицепов в виде вагончиков. Водитель выставил локоть и выглядывает из окна, как настоящий машинист. Садимся в вагончик, поезд трогается и медленно едет по дороге. Двигатель работает еле слышно, но вскоре и этот звук теряется за нарастающим шелестом. Понимаю, что это звук водопада, и вскоре, подтверждая мою догадку, в проеме между деревьями проглядывает водопад. Водяная пыль в воздухе становится гуще. Еще один поворот, мы выезжаем на открытое место и, наконец, видим гору. Довольно крутой склон, мрачные темные скалы, кое-где на склоне прилепились деревья. Гора не высока, метров триста, не больше. Левее
Прямо перед нами вход в пещеру – темный провал под неприятно нависшим козырьком скалы; перед ним блестящие металлические поручни и вращающиеся турникеты, как на проходной «почтового ящика» советских времен.
Картинка перед моими глазами идеальная, хоть сразу ее в рамку и на стену. Скалистые уступы гор, водопад, карабкающиеся на склон деревья, тусклый свет пасмурного дня. Приходят в голову кадры каких-то фильмов из детства, про войну и про югославских партизан. Сейчас из-за поворота должен появиться фашистский патруль на двух мотоциклах BMW, солдаты в резиновых плащах и немецких касках, в колясках пулеметы МГ с дырчатыми ствольными кожухами. Мешают только турникеты. Они из какой-то другой жизни, и я стараюсь их не замечать. Усилием воли удается убрать их «из кадра».
Поднимаю глаза и смотрю вверх. Теперь я вижу перед собой только склон горы. И тут меня накрывает…
Андрей поднял глаза от земли и посмотрел вверх. Перед ним в темноте просматривался склон горы. В лунном свете, на фоне чуть бледнеющего неба, ясно вырисовывался край уступа. Метров двести – триста, впрочем, в темноте трудно было оценить расстояние.
А в самом деле, сколько же еще ползти вверх по такой крутизне? Сколько часов мы уже идем? Мысли, тягучие и нудные, как склон горы, устало и замедленно ползли в его голове. Как всегда, в ночной темноте терялось ощущение расстояния и времени.
Прежде чем двинуться, Андрей оглянулся по сторонам и прислушался. Справа и слева тишину нарушали шорохи, слышалось прерывистое дыхание, скрип каменной крошки. Посмотрев назад, он увидел бойцов своей тройки, замерших в ожидании, когда он подаст знак двигаться дальше.
«Вот так, – подумал он с удовлетворением, – и нечего вперед лезть! Успеете еще полазить».
– Пошли, – едва слышно прошипел он, и тут же сзади заскрипели камни.
В нескольких метрах справа раздался придушенный вскрик, что-то зашуршало, и темная тень съехала по склону на несколько метров. Человек на секунду замер, потом, коротко и зло матернувшись, снова пополз вверх. Андрей снова глянул по сторонам. Склон, широкий и ровный, уходил вправо и влево, теряясь в темноте. Угол наклона превышал, похоже, сорок пять градусов, и люди, с трудом держась на ногах, то и дело соскальзывали, потеряв равновесие, падали на живот и сползали на три-четыре метра вниз. Казалось, кто-то просто поставил на пути гигантский лист шероховатой фанеры, и нужно было ползти по ней чуть ли не на брюхе, постоянно цепляясь руками за малейшие неровности, чтобы не сорваться и снова не очутиться у подножья. Колонна роты давно развалилась, и каждая тройка штурмовала подъем, выбирая собственный маршрут.
Андрей аккуратно двинулся вверх, и тройка, сосредоточенно пытаясь не отставать, последовала за ним. Неизвестно еще, кто из нас больше боится, думал он. Я боюсь сорваться и съехать мимо них на пузе, еще, не дай бог, сшибешь кого-нибудь и за собой утащишь. А они, конечно, боятся отстать и потом просить помощи. Хорошее у нас войско!
Сердце давно уже колотилось где-то в горле, руки и ноги тряслись, как у пьяного, и Андрей понимал, что надолго его не хватит. Но должен же когда-нибудь кончиться этот подъем! Несмотря на ночную прохладу,
Андрей выпрямился, посмотрел перед собой и увидел поле. Вот тебе раз… Лезли вверх, а попали в поле, подумал он. В лунном свете четко виднелась низкорослая чахлая пшеница. Впереди, за полем, смутно темнели силуэты гор. Теперь стало ясно, что означала та полоса, горизонтально пересекавшая склон горы. Полоса, которую они каждый день видели из Крепости. Перед ним, уходя в обе стороны, раскинулась огромная, почти плоская, горная терраса.
Три дня назад они с Тохой сидели на броне андреевой бээмпэшки и приглядывали за молодыми солдатами, медленно возводящими дувал на внешнем периметре Крепости. Двое размешивали глинистую землю с водой, еще двое подтаскивали камни, а один, самый талантливый, укладывал камни в забор-дувал, пользуясь глиняной жижей вместо раствора. Руководил работами Мурадов, отслуживший год и имевший полное право гонять молодых. Андрей и Тоха отслужили уже по полтора и в работах принимали участие постольку-поскольку, как руководители проекта, осуществляя общий технический надзор.
Полгода назад, когда в батальоне началось грандиозное строительство внешнего периметра – полутораметровой высоты дувала, защищавшего парк боевой техники со стороны вертолетной площадки, Андрей и Тоха сами были в гуще событий, орали на молодых, показывали, как закреплять камни, а иногда сами принимались укладывать глиняный раствор, выравнивать поверхность стенки, пристраивать длинные плоские плитки над намеченным проемом очередной бойницы. Тогда таскали камни и мешали раствор Мурад со товарищи, молодые, недавно приехавшие в батальон с очередной заменой бойцы. Но прошло полгода, система сдвинулась на ступень, и Андрей со своим призывом превратился вчера в деда, разменял последние полгода службы.
Теперь, после ночного бражничества по случаю выхода приказа Министра обороны «Об увольнении в запас и призыве на военную службу», головы были тяжеловаты. Но Мурад, также переместившийся по службе на ступеньку вверх, рьяно исполнял новые для него обязанности погонщика. Так что новоиспеченные «дедушки» могли спокойно курить. Развалившись на броне бээмпэшки, развернутой носом к возводимому дувалу, деды лениво перебрасывались замечаниями о навыках и способностях каменщиков.
– Убери этот камень, чмо! Сюда ложи вон тот. А под этот больше глины кидай, – прикрикнул на молодого Тоха.
Боец, затравленно оглядываясь, неуверенно снял камень, и, пытаясь сообразить, какой должен занять его место, вопросительно поглядывал на Мурада, сержантов и на горку камней.
– Да вон тот, чмо тупое. – Тоха носком ботинка махнул в сторону лежащего отдельно от других небольшого камня. – Видишь, выступ подходящий, как раз по месту ляжет.
– Да, брось ты, Тох. Сами разберутся, не хуже нас, – лениво сказал Андрей.
– Куда им! Ты глянь, тупорылые, камня приладить не могут. За всем должен командир приглядывать, – отозвался Тоха. – Эй ты, зараз ты у меня схлопочешь! Я что сказал делать?
– Да кури ты спокойно, – посоветовал Андрей. – Чё ты их пугаешь зря? Сам давно ли таким был?
– Я, Андрюх, никогда таким не был. Потому и до сержанта дослужился.
– А вдруг они не хотят до сержантов дослуживаться? – подначил Андрей.
– Как это не хотят? Как можно не хотеть стать сержантом? – недоверчиво спросил Антон.
– Ну, не все же хохлы. Не все командовать хотят! – радуясь, что удалось поймать приятеля, закатился смехом Андрей.
– Ох, Москва, зараз прибью тэбя, – оскалился Тоха, – усе ты мени цеплаешь.