Возвращение на Арвиндж
Шрифт:
– Слышь, Гордеев, – Вова перешел уже на полный голос, – чё ты дембелям сказал, что они у тебя ленты тащат?
– Есть у меня на такой случай одно волшебное слово… – обрадовавшись поводу поговорить, начал было объяснять шедший рядом Тоха.
Фразу он закончить не успел. Вова, поворачиваясь к нему, чтобы не пропустить волшебного слова, задел трубой каску, пристегнутую Андреем к верху мешка. Раздался громкий жестяный звон. Откуда-то из темноты тут же вынырнул ротный и молча треснул минометчику мощный подзатыльник, так что Вова едва успел подхватить слетевшую с головы панаму. От испуга он резко повернулся всем телом, чуть не снеся трубой голову Гордееву, но ротный, схватив за плечо, вышвырнул
«Вот и поговорили», – подумал Андрей.
Как всегда на местности, горы оказались совсем не такими, как виделись издали. То, что из Крепости смотрелось небольшим уступом, оказалось широченной террасой. Они брели по ней минут двадцать, пока не подошли к склону новой горы. В лунном свете поле с чахлой, ниже колен пшеницей, выглядело совершенно нереальным, а впереди все отчетливее проступали новые склоны. Они нашли тропу и начали подниматься. Каменные уступы становились все круче, тропка вилась между ними хитрыми петлями. Людям все чаще приходилось подтягивать и втискивать свои тела между острыми зазубренными обломками скал. Неспешная прогулка по ровному полю хорошо восстановила силы, и Андрей чувствовал, что может теперь идти, совершенно не напрягаясь. Бойцы его держались рядом и тоже выглядели неплохо. Правда, как только начался новый подъем, силы стали таять очень быстро, и вскоре Андрею очень захотелось постоять, а может, даже присесть и отдышаться. Поэтому он даже обрадовался, когда колонна вдруг остановилась и впереди, там, где шел второй взвод, послышалась возня и приглушенная ругань. Колонна снова двинулась. Пройдя метров пятьдесят, Андрей разглядел в паре метров от тропы две копошащиеся фигуры. Слышался голос ротного.
– Вставай, паскуда! Дерьмо! Убью, сволочь. Встать!!! – еле слышно, страшным шепотом кричал капитан.
– Не могу, ноги сводит. Нет, не бейте. Или пристрелите. Не могу больше!!! – в отчаянии шептал чей-то голос.
– Ах ты, тварь! Пристрелить тебя? Сейчас. Только я тебя лучше ногами забью до смерти, чтобы не шуметь.
– Бейте! Убивайте! Не могу больше идти, – плакал боец.
– Ну, гнида хозвзводовская! Отожрался на складе! Вот здесь тебе и конец! Вставай, сука!
Голос капитана был страшен. Андрей подумал, что, пожалуй, никогда еще не видел командира в таком состоянии. Ротный рывком поднял солдата. Послышался громкий треск рвущейся ткани, сдавленный писк сорванного голоса:
– Не надо!!!
– Ах ты, тварь! Да ты еще портки ушил, дембель фигов!!! – ротный орал уже почти в полный голос. – Нож дайте. Прирежу этого барана. А ну, рви нитки, паскуда!
Голова солдата мотнулась от удара. В темноте слышались всхлипывания и стоны, потом затрещали разрывающиеся нитки.
«Хозвзвод… – думал Андрей, продолжая медленно двигаться вперед. – На кой хрен их взяли с собой? Правда, в роте народа совсем мало, но уж лучше бы усилили кем-нибудь еще, из гаубичной батареи или из реактивщиков. У них ребята ходят на корректировку, нормальные бойцы, выносливые. Еще и 131-ю станцию на плечах тащат, а в ней веса килограммов двадцать. Ну, на хрена нам здесь хозвзвод?!!»
Сколько еще прошло времени, Андрей не знал. Он уже давно двигался в каком-то полусне, изредка только оборачивался и глядел на своих бойцов, но мыслей о том, каково им приходится, уже не было. Только бы не упасть, только бы выдержать, судорожно билась в голове мысль, за которую он цеплялся, как за молитву. Бойцы брели следом, и, глядя на их заплетающийся, нетвердый шаг, Андрей понимал, что и сам выглядит немногим лучше. А ведь если кто из них сейчас свалится, тупо рассуждал Андрей, у меня не хватит сил поднять и помочь. Наверное, даже мешка лишнего не унесу или автомата. Тем более не смогу тащить на себе тело.
Иногда они останавливались и пару минут стояли, отдыхая. Тогда чувствовалось, как высоко забрались рота. Студеный ночной воздух мгновенно охлаждал пропотевшее тело, зубы начинали стучать, и хотелось скорее идти дальше, двигаться, оттягивая неизбежный момент, когда придется окончательно остановиться и дожидаться солнца, которое отогреет замерзающие солдатские тела и немного просушит пропотевшую насквозь одежду.
На очередном привале Андрей вспомнил, что в мешке его дожидается сухая майка. И похвалил себя за предусмотрительность, что не стал ее надевать, хоть и прохладно было в одной хэбэшке, когда собирались выходить. Вот сейчас поднимутся, местечко выберут, и он сбросит бронежилет и мокрую от пота хэбэшку, наденет сухую майку да еще в одеяло завернется… И будет сидеть до рассвета. Сигареты бы только не размокли от пота. Еще он вспомнил, что предусмотрительно переложил сигареты в наружный карман бронежилета, так что от мокрой хэбэшки их отделяли титановые пластины, и еще раз похвалил себя. Опыт, черт его побери!
Колонна остановилась, что-то снова происходило впереди. Андрей огляделся. Склоны были пологими, незаметно кончились камни и скалы, он припомнил, что давно уже не помогает себе руками. Впереди виднелся невысокий холм. Глядя на него, Андрей понял, что приближается рассвет. На фоне неба холм довольно отчетливо выделялся из ночного туманного сумрака. И хотя луны давно не было, темнота теряла свою чернильную непроницаемость и становилась бледноватой мутью, в которой угадывался свет приближающегося утра.
Впереди снова кого-то били. Пройдя несколько шагов, Андрей остановился среди молчаливой группы солдат, наблюдавших за необычным представлением. Несколько бойцов третьего взвода штурмовали невысокий пригорок. В настоящий момент двое сосредоточенно пинали ногами тело, которое постепенно скатывалось с верхушки пригорка. Добравшись до подошвы, они нагнулись над телом и начали трясти, уговаривать и пугать «умершего» солдата. Через некоторое время он зашевелился, попытался сесть, несколько раз завалился на бок, но все же поднялся на одно колено. Бойцы, выматерившись, подхватили его под руки, вздернули над землей, и троица медленно побрела вверх. Метров через двадцать ноги солдата подкосились, он обвис на поддерживавших его руках, проволокся еще пару метров и ничком упал на тропу. Бойцы нагнулись над ним, снова попытались уговорить встать, но в ответ слышалось только мычание. Тогда они принялись бить его ногами. Тело медленно покатилось вниз.
– Третий раз уже на вершину забираются, – проговорил рядом Тохин голос.
– А кого катают-то? – безразлично спросил Андрей.
– Павленок, – со вздохом ответил Антон. – Решил, сука, на вершину не ходить. Ведь почти на месте уже, десять минут потерпеть не может. Забьют они его.
– Да нет, не забьют, – уверенно сказал Андрей. – Через броник не чувствуется, а по голове они не бьют, у него и так с ней плохо. Ты видишь, он сам вниз катится. Это он отдыхает так. Лучше б разгрузили его, фраера дембельские, может, налегке и дошел бы.
– Кому ж охота его добро тащить? Пусть встает, ведь не колпак уже, три дня, как черпаком стал. Уважаемый человек в советской армии… Может, поможем?
– Стой спокойно, сами справятся. Нам с тобой сейчас своих тащить придется, – со злобой проворчал Андрей.
Подошли офицеры. После недолгой словесной перепалки дембеля начали разгружать Павленка.
– Вперед! – скомандовал ротный, и бойцы двинулись дальше.
«Десять минут, – думал Андрей, – ну, может, двадцать… Вот-вот светать начнет».