Возвращение на Арвиндж

Гергель Александр Николаевич

Витька снова принялся рассматривать окрестности. Дорога немного загибалась влево, и теперь было хорошо видно, что она проходит по краю внушительного уступа. Раньше он думал, что эта обыкновенная пыльная грунтовка возникла здесь сама собой, проложенная многочисленными путниками, ишаками и караванами и раскатанная гусеницами изредка проходивших здесь бээмпэшек. Теперь же, глядя на то, как устроена дорога над обрывом, он понял, что это довольно солидное инженерное сооружение, потребовавшее от своих создателей большого труда. Со стороны обрыва дорогу поддерживала аккуратная, метра три-четыре высотой, подпорная стенка, сложенная из камней. Ее основание опиралось на горизонтальную площадку, которая при необходимости могла также служить небольшой дорогой, а ее, в свою очередь, держала еще одна стенка, примерно такой же высоты. Под нижней стенкой раскинулась ровная, метров пятьдесят шириной, лужайка, покрытая густой травой такого сочного зеленого цвета,

что больше походила на искусственный газон. Лужайка была отделена от реки нагромождением валунов и обломков скал. Витька стал думать о строителях дороги. Интересно все же. Такая богом забытая страна, средневековье, народ ютится в убогих домиках из необожженного кирпича. Электричества нет и в помине, техники – никакой, редко допотопный грузовичок увидишь. Землю пашут чуть ли не деревянными сохами. До центральных провинций далеко, горы высоченные, не доберешься до центра! Власти, надо понимать, тут только местные. Словом, Богом забытый дальний угол высокогорной страны. И на тебе, такие дороги, мосты. Крепость одна чего стоит. А арыки! Ответвляются от реки в нескольких километрах выше по течению и приходят в долину по склонам гор, иногда метров на двести выше уровня реки. Это ж какие геодезисты должны были работать… Теперь вот дорога эта. Подпорную стенку должны были проектировать настоящие инженеры. Витька припомнил местных жителей, которых ему доводилось видеть в кишлаках. Они были похожи на инженеров не больше, чем какие-нибудь африканские пигмеи с деревянными копьями – на космонавтов. И все-таки дорога была, и подпорные стенки были. И строили их явно не пять лет назад, и даже не двадцать пять. Да как ловко проложили. Впереди, метрах в двухстах, дорога упиралась в нагромождение огромных валунов. Строители, видимо, сочли нецелесообразным прорубаться сквозь них, и просто немного сгладили склон горы в этом месте, подняли дорогу на следующую терраску и пустили дальше метров на десять выше.

Машины подошли к повороту и остановились по команде зампотеха. Вскоре сам он с двумя техниками подошел к головной машине, поговорил с водителем, что-то объяснил ему, складывая под углом ладони, потом махнул рукой вверх. Подъем был довольно крутым, но Витьке уже доводилось видеть, как бээмпэшки брали и не такие. Головная машина, застопорив правую гусеницу, повернула на девяносто градусов и медленно пошла в гору. Взревывая движком, она с натугой, но довольно уверенно карабкалась вверх. Пару раз окутавшись черным дымом, когда открывался эжектор, она наконец достигла кромки подъема, замерла на мгновенье, поднявшись гусеницами над горизонтальной дорогой, став в этот момент похожей на самолет, отрывающийся от взлетной полосы. Потом медленно и мощно переместила центр тяжести вперед, наваливаясь грудью на дорогу, так что корма закачалась, словно у лодки, одолевшей волну, и, повернув влево, пошла по верхней дороге. Длинная тонкая антенна на корме еще долго по инерции раскачивалась из стороны в сторону, как мятник перевернутых часов.

Следом на подъем пошла вторая машина. Витькина 112-я ждала своей очереди, постепенно приближаясь к площадке, где машины разворачивались перед началом подъема. Как будто вместо ограждения, на самом ее краю росло старое абрикосовое дерево, усыпанное зеленоватыми плодами. Раскидистые ветки были так близко к дороге, что можно было протянуть руку и сорвать абрикос, но Витьке было не до того. Сидя на башне, он с опаской и удивлением заглядывал в обрыв, такой близкий, что видно было основание верхней подпорной стенки. Высота была внушительной.

Машина повернулась на месте и приготовилась к подъему. Стоявший рядом Кленов взмахом руки приказал водителю остановиться, подошел к борту и, перекрывая звук двигателя, прокричал Виктору:

– Может, слезешь?

Виктор отрицательно помотал головой. Теперь это была его машина, и бросить ее в минуту опасности казалось недостойным. Да и в чем опасность? Подъем как подъем. Через минуту они будут на верхней дороге. Прапорщик махнул рукой.

– Пошел.

Мишка включил передачу. Машина дернулась и медленно поползла вверх. Подъем оказался очень крутым. Виктор, сидя на башне, чувствовал, как тело его неудержимо тянет назад, казалось, еще чуть-чуть – и они опрокинутся на спину. Примерно так чувствует себя человек, балансирующий на стуле, который качается на двух задних ножках, – любимая забава школьников, сидящих за ненавистными уроками. Машина ревела, рыскала носом по дороге, гусеницы проскальзывали на гладких камнях. Мгновениями казалось, что передняя часть отрывается от склона, сцепление с дорогой уменьшалось, машина буквально становилась на дыбы. Виктор, изо всех сил вцепившись в крышку люка перед собой, был уже не рад, что не послушался прапорщика. Ему было по-настоящему страшно. Но мало-помалу бээмпэшка все же доползла до верхней дороги и нависла над ней брюхом, опираясь на грунт только задними катками. Еще мгновение, и они качнутся вперед, выйдут на горизонтальную плоскость. Тело приготовилось к резкому

броску вперед, пальцы еще крепче сжали металл крышки… В этот момент все и произошло. Витька не понял, что случилось, только почувствовал, что тяга двигателя вдруг пропала. Машина на секунду замерла, как будто задумалась, а потом медленно и нехотя двинулась назад. Заскрипели тормоза. Машина снова замерла, дернулась раз-другой, снова медленно пошла. «Что он делает? Почему не тормозит? – мелькали в Витькиной голове мысли. – Козел – этот Синицкий!» Витька сообразил, что водитель тормозит, да только тормоз не держит машину. Она все быстрее двигалась вниз по наклонной плоскости. Время растянулось, все вокруг превратилось в замедленную съемку, только мысли летели стремительно: «Когда же он вдавит тормоз? Когда остановит это скольжение назад?». Витька обернулся и остановившимися от ужаса глазами смотрел на огромное дерево, которое неумолимо надвигалось на машину.

«Сейчас мы в него врежемся кормой и остановимся. Может, прыгнуть вниз, покинуть машину? Оттолкнуться ногами от сиденья, упасть боком на башню, скатиться на броню и упасть с борта? Костей не соберешь, наверное. Но ведь мы сейчас должны остановиться…»

Дерево рывком напрыгнуло на машину, но вместо того, чтобы остановить их движение, махнуло ветками и стремительно нырнуло под корму. Виктор почувствовал, что они падают вниз, и тут же ощутил страшный удар. Его мотнуло на башне, люк попытался вырваться из рук, он вцепился в него сведенными судорогой пальцами. На мгновение они снова оказались летящими в воздухе, и снова мощный удар потряс машину, раздался металлический лязг, словно уронили ведро с болтами.

Машина с бешеной скоростью мчалась кормой вперед прямо к валунам на берегу реки. Сейчас они покатятся по ним, перевернутся и свалятся в воду, понял Витька. Теперь пора, другого шанса уже не будет! Он сам не понял, как оттолкнулся от башни. Только что он сидел наверху, глядя на приближающиеся камни, и в тот же миг оказался на земле, уже со стороны глядя, как машина стала плавно заворачивать, пошла юзом, выбросив из-под гусениц фонтан черной земли, и, резко замедляясь, покатила параллельно реке, метрах в десяти от камней. Все смолкло, машина остановилась.

Виктор поглядел на откос. У подошвы нижней подпорной стенки валялось огромное дерево. Вырванные из стенок камни, подпрыгивая, еще катились по лужайке. На изумрудной траве видны были два уродливых черных следа от траков бээмпэшки. Сверху, со стены прыгали люди, бежали к ним, размахивая руками. Виктор отвернулся от них, сел на земле и посмотрел на машину. Из водительского люка торчала голова Мишки, лицо, вытянутое от удивления, было настолько глупым, что Витька начал хохотать. Он смотрел на бегущих людей, высоченные каменные стенки, на яркую зелень травы, перечеркнутую черными грязными следами, неподвижную машину и хохотал во все горло.

– Цел? Жив? Что с тобой? – Вопросы подбежавших ребят сыпались градом, но ответить он не мог.

Он заливался счастливым смехом, представляя, как летела с обрыва 14-тонная бээмпэшка, билась кормой об уступ и, в полном соответствии с законом прямолинейного равномерного движения, не переворачивалась, а неслась дальше со второго уступа. А он, как приклеенный, мотался на башне, не разжимая железной хватки, держался за люк. Он будто бы видел себя со стороны, и это было невыносимо смешно. Новый приступ смеха буквально вывернул его наизнанку. Он завалился на бок, схватился за живот, завывая и постанывая, стал кататься по траве, не в силах произнести ни одного слова. В чувство его привел только сильный удар по голове.

Он встряхнулся, поднялся на ноги и очумелыми глазами посмотрел на собравшуюся вокруг небольшую толпу. Кленов потряс его за плечо.

– Цел, Авилкин? Считай, в рубашке родился! Как же это ты не спрыгнул?

– Сначала думал, остановимся, а потом уже поздно было, хы-ы-ы-ы, – Витька все еще давился смехом.

– Боекомплект должен был рвануть, – удивленно произнес зампотех.

– А я его… Я его, товарищ майор… Весь по горе высадил… ха-ха-ха! Конвейер пустой! Ох-хо-хо!!! Только пулеметная лента осталась… И-хи-хи… – Витьку опять скрючило.

– Заткнись, боец! Эй, ведите его наверх, да воды дайте! – Прапорщик махнул рукой стоящим рядом солдатам.

Витька не помнил, как выбрался на дорогу. Теперь он сидел на броне чужой машины и наблюдал сверху, как из люка 112-й вытащили водителя и под руки повели к дороге. В машину залез прапорщик, повозился на месте механика-водителя, после чего двигатель, как ни удивительно, взревел, из эжектора поднялся столб черного дыма, и машина покатилась по лужайке.

Возле моста, на точке Второй роты, они встретили пехоту. Витька уже успокоился. Как и с его машиной, с ним был полный порядок, только болела ушибленная нога, видимо, шарахнулся о край проема. Он высматривал Леху среди бредущих к машинам солдат. Наконец, увидев друга, неловко соскочил с брони, прихрамывая, пошел навстречу. Лешка улыбался. Он был весь в пыли, мятая хэбэшка под мышками и на спине вся мокрая от пота, но крови не было заметно.