Возвращение на Бикини
Шрифт:
Церемония затянулась. Каждый мужчина внимательно вглядывался в лицо гостя. Женщины смотрели на него исподтишка. Девушки смущенно прыскали в кулачок.
Джуда, которого поддерживал за локоть Томаки, надел на шею гостю гирлянду цветов. Островитяне впервые видели такого американца — бородатого, босоногого, в вылинявшей майке; «бамбуки» с военных баз выглядели совсем иначе. Вместо надписи «Армия США» на груди у него красовалась выведенное большими буквами «Я вас люблю». Точный эквивалент «Йокве юк».
Джуда не мог взять в толк цели его приезда. Гость — не врач,
Это выражение неприятно резануло слух иройджа: двадцать лет назад американский коммодор попросил их убраться с Ламорена во имя мира. Нет-нет, успокоил старика Тодд Дженкинс, он не служит в армии, он вообще никак не связан с теми, кто делает или испытывает Бомбу.
Один из самых уважаемых членов совета старейшин, Лоре Кеджибуки, повел молодого гостя в общинный дом. По дороге он остановился и церемонно подал американцу кокосовый орех. Старейшины молча ждали, пока Дженкинс утолит жажду.
— Я знаю о ваших страданиях, — наконец произнес тот. — Но я приехал не затем, чтобы помочь вам составить очередную жалобу. Я не собираюсь инспектировать здесь что-либо. Я просто буду жить с вами, так же, как вы. Это будет самым верным свидетельством..!
Когда Тодд проснулся, все юные члены клана давно уже умылись и оделись. Алаб, сидя на пороге дома, брился. Женщины убирали опавшие листья, куриный пух и прочий мусор. На границе территории клана были вырыты выгребные ямы, а дорожки и аллеи, посыпанные толченым кораллом, блистали чистотой. Тодда пригласили на «хабунг» — холодный завтрак; его ели руками. На пальмовых листьях лежало немного вчерашнего пюре из плодов хлебного дерева, несколько бананов; запивали все это пальмовым соком пополам с водой. Младенцев поили этим настоем бодрости из сосок.
— Извините, но у нас нет американской воды в банках, — сказал гостю алаб Лоре.
Покончив с завтраком, Тодд отправился с группой мужчин к сушильне копры.
На светлой маленькой поляне, среди кокосовых пальм, стоял крытый листьями навес. Там тлел костер, а над ним были подвешены половинки кокосовых орехов, обращенные внутренней частью к очагу.
Предназначенные в пищу орехи, наполненные соком, обычно срывают с деревьев — юноши карабкаются на ствол и сбрасывают их стоящим внизу взрослым. Тяжелые плоды, похожие на мячи для регби, передают по цепочке. Остальные орехи оставляют дозревать, пока они не упадут сами. На этой стадии оливково-зелелая скорлупа приобретает шоколадный оттенок, внутри почти не остается жидкости, а мякоть превращается в твердую сердцевину. Из нее-то и делают
После просушки мужчины сдирают скорлупу, рубят орехи на мелкие куски и наполняют ими мешки весом до 25 килограммов. Пустую скорлупу бросают в костер.
В полдень появилась девушка с хорошо умащенными волосами; она раздвинула ветви и поставила наземь котелок с рисом и банку тушенки. На двенадцать человек. Мужчины положили скудную снедь в половинки орехов, служившие тарелками. Пока они ели, девушка, вооружившись пальмовой веткой, отгоняла привлеченных запахом пищи крыс.
Работа в сушильне продолжалась до вечера. Мужчины торопились: надо подготовить урожай к прибытию японской шхуны с Джалуита. Она курсировала между островами, закупая копру для мыловаренной фабрики. Взамен бикинийцы могли приобрести на судне рис и несколько банок консервов.
— Будем молиться, чтобы непогода не задержала судно, — сказал Лоре американцу. — Рис уже на исходе, хотя весь год мы строго экономили его. Ведь продать урожай копры удается не чаще двух-трех раз в год.
Проходя по деревне, Тодд ужаснулся виду детей: руки и ноги искусаны насекомыми; раздувшиеся от недоедания животы на ножках-спичках делали их похожими на маленьких уродцев.
На Кваджалейне Тодд наслышался упреков в адрес ссыльных бикинийцев:
— Только и делают, что строчат жалобы. До чего бестолковый народ! Нет, чтобы начать ловить рыбу на Кили — пищи было бы сколько угодно.
Тодд хотел все увидеть своими Глазами; он попросил младшего брата алаба Лоре взять его с собой в море. Островитянин поймал осьминога для наживки,! разрезал его на куски, и лодка отчалила от берега. У кромки кораллового барьера они чуть не перевернулись. В ста метрах от Кили проходит довольно мощное течение, грозящее утянуть утлую посудину в океан. Но моряк умело маневрировал, не переставая забрасывать удочки с наживкой.
После шестичасовой борьбы со стихией от осьминога ничего не осталось — чаще всего наживку срывали огромные тунцы или акулы. В лодку удалось затащить лишь одну-единственную рыбу: обед для девяти ртов. Пора было возвращаться.
На Кили нет причала. Каждый раз надо спрыгивать в воду при высокой волне и тянуть лодку в опасной близости от острых выступов кораллового рифа… Еще один рыбак вернулся домой. Ему не повезло, он ничего не поймал.
— И так всегда… А на Бикини моя семья ела рыбу; каждый день.
На пляж высыпали ребятишки. Рыбаки позвали самого сведущего в английском, чтобы перевести разговор.
— Что вы будете делать завтра? — осведомился! Тодд.
— Опять выйду в море. Надо попытать счастья, потому что в ноябре станет совсем плохо. Шторм продлится несколько месяцев.
Старый рыбак смеется. Это не вызов — просто он уже потерял всякую надежду. В его смехе было что-то конвульсивное, близкое к истерике. У рыбака не хватает двух пальцев на руке, а ладонь обезображена глубоким шрамом.