Возвращение на родину
Шрифт:
– Хорошо, - мрачно прошептала она.
– Уходите, пока они не подошли.
Он нежно простился с ней и нырнул в заросли папоротника и дрока. Юстасия продолжала медленно идти. Через две-три минуты она поравнялась с мужем и его спутником.
– На сегодня мой путь здесь кончается, охряник, - сказал Ибрайт, как только ее разглядел.
– Я вернусь с этой дамой. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, мистер Ибрайт, - сказал Венн.
– Надеюсь скоро увидеть вас в добром здравии.
Луна светила прямо в лицо Венну, и каждая черточка была ясно видна Юстасии. Он смотрел на нее с подозрением. Что зоркий глаз Венна издали различил то, что было недоступно слабому
Если бы Юстасия могла последовать за охряником, она тут же увидела бы подтверждение своей догадки. Едва успел Клайм подать ей руку и отойти вместе с ней на несколько шагов от места их встречи, как охряник свернул с протоптанной дорожки, по которой он пошел, только чтобы проводить Клайма; собственный его фургон находился где-то неподалеку. Широко шагая своими длинными ногами, он пробивался наперерез сквозь совсем уж дикий, без единой тропинки, кусок пустоши, приблизительно в том же направлении, какое вначале взял Уайлдив. Только человек, привыкший к ночным скитаниям, мог бы в такой час и с такой быстротой спускаться по этим ощетиненным кустарником склонам и не слететь вниз головой в какую-нибудь ямину и не сломать себе ногу, угодив в кроличью нору. Но Венн стремил свой бег, по-видимому, без особых неудобств для себя, и курс он держал на "Молчаливую женщину". Он достиг ее примерно через полчаса, зная притом наверняка, что никто, находившийся возле Троп-Корнера в тот момент, когда он, Диггори, начал свою ночную пробежку, не мог попасть сюда до него.
Гостиница еще была открыта, хотя посетителей и не было, так как главное ядро составляли путники, заглядывавшие сюда во время дальних деловых поездок, а эти, конечно, давно уже убрались восвояси. Венн пошел в общую залу, спросил кружку пива и самым равнодушным тоном осведомился у девушки за буфетом, дома ли мистер Уайлдив.
Томазин сидела во внутренних комнатах и слышала голос Венна. При посетителях она редко показывалась, так как не могла побороть врожденное отвращение к занятию мужа; но, видя, что никого нет, вышла.
– Он еще не вернулся, Диггори, - сказала она приветливо.
– Я его уже давно жду. Он пошел в Восточный Эгдон покупать лошадь.
– А какая на нем шляпа? Не белая ли с широкими полями?
– Да.
– Ну так я его видел возле Троп-Корнера, он как раз вел кобылку красавицу - с белым лбом и гривой черной, как ночь. Теперь, наверно, уж скоро придет.
– Поднявшись и поглядев на чистое, нежное лицо Томазин, на которое с тех пор, как он его в последний раз видел, легла тень печали, он решился добавить: - Мистер Уайлдив, кажется, часто не бывает дома об эту пору?
– Ах да, - воскликнула Томазин нарочито веселым тоном.
– Мужей, знаете, все из дому тянет. Вы не можете мне помочь - не знаете ли секрета, как сделать, чтобы он по вечерам сидел дома?
– Подумаю, может, и вспомню какой-нибудь, - отвечал Венн столь же легким тоном, хотя на душе у него было совсем не легко. Он поклонился на свой особый манер в знак прощания, Томазин протянула ему руку, и без вздоха, хотя с мыслями, которые сулили их много в будущем, он вышел из дому.
Когда четвертью часа позже Уайлдив вернулся, Томазин простодушно спросила тем пригашенным голосом, который стал теперь для нее привычным:
– А где же лошадь, Дэймон?
– Да я не купил в конце концов. Дорого просят.
– А как же тебя видели у Троп-Корнера, будто ты вел кобылу, красавицу, с белым лбом и гривой черной, как ночь?
– Ха, - сказал Уайлдив, останавливая на ней пристальный взгляд.
– Кто это тебе сказал?
– Венн, охряник.
Выражение на лице Уайлдива стало весьма сложным.
– Ну, это недоразумение, он кого-нибудь другого за меня принял, медленно и сухо проговорил он. Он понял, что Венн опять начал свои контрмеры.
ГЛАВА IV
ПРИМЕНЯЕТСЯ НАСИЛИЕ
Эти слова Томазин, как будто и незначительные, а на самом деле значившие так много, продолжали звучать в ушах Диггори Венна: "Вы не можете ли мне помочь - как сделать, чтобы он сидел дома по вечерам?"
На этот раз Венн оказался на Эгдонской пустоши только проездом; интересы семьи Ибрайтов, считал он, больше его не касались, а у него были свои дела, в частности, по ту сторону Эгдона, куда он и направлялся. Но теперь он видел, что силою обстоятельств и неожиданно для него самого его вновь затягивает на прежний путь тайных действий в защиту Томазин.
Он сидел в своем фургоне и размышлял. Из слов Томазин и ее топа он ясно понял, что Уайлдив к ней невнимателен. А из-за кого, как не из-за Юстасии? Однако все же сомнительно, чтобы дело у них дошло уже до регулярных тайных свиданий: Венн решил хорошенько покараулить на одинокой тропе, которая шла через холмы от гостиницы Уайлдива до дома Клайма в Олдерворте.
В это время, как мы видели, Уайлдив был еще неповинен в каких-либо реальных попытках завести любовную интригу с Юстасией и, за исключением танца на поляне, ни разу не виделся с ней после ее свадьбы. Но дух интриги в нем жил, что доказывала недавно усвоенная им романтическая привычка - с наступлением темноты выходить из дому, прогуливаться по направлению к Олдерворту, а придя туда, любоваться на луну и звезды, поглядывать издали на дом Юстасии и затем не спеша возвращаться домой.
Таким образом, стоя на страже в первый же вечер после деревенского празднества, охряник увидел, как он поднялся по короткой тропке к дому, постоял, опершись на садовую калитку, повздыхал и двинулся в обратный путь. Ясно было, что интрига Уайлдива скорее идеального, чем реального порядка. Венн, держась впереди него, спустился с холма до того места, где узкая тропа превращалась в довольно глубокую рытвину между кустами вереска, и здесь, таинственно пригнувшись к земле, несколько минут что-то делал, а затем исчез. Когда Уайлдив подошел к этому месту, нога его вдруг за что-то зацепилась и он во всю длину растянулся на земле.
Отдышавшись, он сел и прислушался. Из темноты не доносилось ни единого звука, только вяло повевал легкий ветер. Пошарив вокруг себя, он обнаружил, что два кустика вереска были связаны один с другим поперек тропы, образуя петлю, которая неминуемо должна была повергнуть ниц всякого, кто здесь бы шел. Уайлдив вытащил веревочку, которой они были связаны, и поспешил убраться оттуда. Придя домой, он увидел, что веревочка красноватого цвета. Как он и ожидал.
Хотя среди слабостей Уайлдива не числилась физическая трусость, однако этот внезапный и решительный выпад со стороны человека, которого он слишком хорошо знал, порядком его обеспокоил. Но на его поступки он не повлиял. Через день либо два он снова вечером отправился в Олдерворт, приняв только одну предосторожность - он держался подальше от тропы. Ощущение, что за ним следят, что применяют хитрость, чтобы помешать его несколько еретическому времяпрепровождению, только придавало пикантность этой сентиментальной прогулке - до тех пор, разумеется, пока опасность была не слишком угрожающей. Уайлдив считал, что Венн в заговоре с миссис Ибрайт, и находил законным бороться против такой коалиции.