Возвращение под небеса
Шрифт:
Кроме Ласки, надо сказать, я ни с кем не общалась. Не могла: не было ни сил, ни времени, ни желания. У девочек, впрочем, тоже. Я заметила, что среди них были и очень жестокие, и, наоборот, те, при одном взгляде на которых, хотелось их немедленно отсюда вытащить.
В любом случае, я была очень рада, что работаю, моя пол, а, не делая того, что делают сейчас большинство девчонок: то есть либо бегают на побегушках по залу в откровенных платьях, давая себя трогать всем кому не лень, либо, ещё хуже, развлекают клиентов уже совсем иначе.
Нет-нет, я готова драить полы хоть каждый день,
Я попалась Майорану сегодня около трёх часов дня. Первые полчаса провела взаперти в его кабинете. Потом приходил Часовой, был суд, который закончился очень быстро и с очень плачевным результатом.
Я сама виновата, знаю. Видела, как Часовой делал всё, чтобы хоть как-то вытащить меня из этого болота, но всё пропало: люди Майорана настолько слаженно всё сделали, настолько умело меня подставляли, настолько красноречивых свидетелей использовали против меня, что все мои слова выглядели дешевыми оправданиями, а история – бабьими россказнями.
Суд закончился, Майоран выиграл, и меня снова заперли в его кабинете. Я спряталась куда-то в угол, всё ждала, что что-нибудь произойдёт, что Часовой обязательно вернётся с людьми, что вытащит меня…
Часовой не вернулся, зато пришел Майоран. С размаху дал мне по лицу так, что мне до сих пор представить сложно, как у меня все зубы на месте остались. Синяк, кстати, уже проходил, но только благодаря тому, что Ласка наложила мне горячий компресс из жгучего лекарства, сваренного на основе полусухих трав с пустошей, смешанных с какими-то довоенными мазями. Девушка сказала, что это лекарство для них тут настоящее спасение. Просто девчонкам частенько достается в табло, а товарный вид возвращать надо как можно быстрее. Тем не менее, тот факт, что в клубе лекарства количество ограниченное, а у меня будет жуткий вид, Майорана не остановил.
«Это тебе за твой плевок, - заявил он мне.
– Сейчас придёт Ласка, даст тебе одежду и пойдёшь работать. Пока ты ничего не умеешь, в зал я тебя выпустить не могу, а что касается остального… Ты ведь уже поняла, что вся эта показуха в стенах моего клуба не работает – откажешься спать с клиентами, пристрелю. И никто мне ничего не сделает. Но об этом позже…»
Об этом позже мне рассказала Ласка. Сказала, что у них тут всё не так просто.
«Все девочки сначала учатся работать в зале, первое время отрабатывают там. Позже учатся работать вне зала, и учиться этому нужно будет очень хорошо, так что недельки через три и ты сможешь проявиться себя в наших рядах, а пока…»
А пока, Маша, драй пол. Так-то. И я бы драила. Без конца и края, только бы меня не трогали. Но на пол мне дали два дня, Ласка сказала, что займётся мной после.
У меня было два дня на то, чтобы придумать, как сбежать из этого места. И я бы сбежала, честно слово, под автоматами бы улепётывала, не боясь летящих в спину пуль. Но тут всё не так просто.
Я выдохнула, с горечью дотянувшись до браслета на моей левой руке. Хочешь бежать беги, только вот без руки останешься, как только покинешь территорию действующего сигнала. У Майорана тут всё продумано было – от и до. Все девчонки носили браслеты. Такие вот, маленькие, серебристые, лёгкие, взрывающиеся с такой силой, что руку до локтя, а то и больше в клочья разносит, а вместе с рукой и ещё что-нибудь.
Ласка уже сказала, что были прецеденты от девочек, которые либо не хотели, либо уже больше не могли. Кто-то умудрялся сбегать. И вот тебе – на. Все они теперь лежат в сырой земле на заднем дворе клуба.
Так что с браслетом я отсюда не выйду. Поэтому я должна придумать способ снять его. Или хотя бы попытаться что-нибудь выдумать для спасения собственной шкуры. Мало вероятно, что у меня что-то получится, но я кину все силы, а если нет…
Я зажмурилась. Слишком горько. У меня глаза уже итак опухли от слёз так сильно, что моргать было больно.
Нельзя думать. Я снова накинулась на тряпку, продолжая отмывать пол с таким рвением, словно бы именно это действо и должно было помочь мне получить свободу.
Господи, во что превратилась моя жизнь за последние двое суток?...
– Эй, ты. Маша из Адвеги.
Я вздрогнула и обернулась. Передо мной стояла Ласка: выкрашенные черными тенями глаза, платье из красного кружева, презрительный изгиб блекло-розовых губ. Девушка замерла, подбоченившись и сложив руки на груди, и теперь без энтузиазма смотрела на то, как я драю пол в маленьком коридоре второго этажа.
– Чего ещё?
– слабо спросила я, вытирая рукой пот со лба.
Я бы хотела быть с этой дурой погрубее, но я побаивалась обострять отношения. Однако от правды не уйдёшь: Ласка подставила меня, именно она в первую очередь, и я это прекрасно помнила.
– Вставай, давай, - заявила девушка.
– Бросай свои тряпки. Алину отправлю, она помоет здесь… А ты иди за мной и поторапливайся.
Я почувствовала, как меня начинает трясти – прямо так сразу, сходу. Холодный озноб пробил до кончиков пальцев. Я боялась только одного: не заставят ли делать чего-то такого, чего я делать категорически не хочу?
– А… что…случилось? В чём дело?...
– тоненьким голоском спросила я, едва-едва находя силы для того, чтобы подняться с пола.
Все кости разве что не трещали, а поторапливаться я и подавно не могла. Хорошо, что вообще ещё была способна двигаться.
– Твоя работа с тряпками на сегодняшний день закончена.
– О, - только и смогла сказать я, задыхаясь от быстрой ходьбы.
– Но…разве отдых не в четыре утра?
Отсидев ногу, я теперь прихрамывала и никак не поспевала за спешащей по коридору Лаской, где чуть ли не в каждом углу обжимались девочки, то с какими-то наёмниками, то с кем-то из людей Майорана.
Остановившись перед крепкой деревянной дверью, старой, но с сохранившейся резьбой, Ласка чуть приподняла бровь. Посмотрев на меня, она колко улыбнулась.
– А ты и не отдыхать идёшь.
На этот раз меня кинуло в жар – в палящий, страшный. В горле пересохло.
– А что…тогда?
Ласка раздраженно закатила глаза, беря меня за руку и таща к двери. Подтолкнув меня вглубь темного коридора, где пахло мылом, хлоркой и даже шампунем, она ответила мне. И ответ её привёл меня в ещё более бескрайний ужас, чем всё остальное до этого.