Возвращение(Полдень. 22-й век). Изд.1962г.
Шрифт:
Юноша сказал металлическим голосом:
– Куда ступила наша нога, оттуда мы не уйдем.
– Что мы, зря умирали там? – крикнула беленькая девочка.
– Зря, – сказала Елена Владимировна. – Надо жить, а не умирать.
– Подумаешь! – сказал юноша. – На Земле тоже умирают. Даже молодые! И, если нужно умереть для того, чтобы после нас жили, любой из нас пойдет без колебаний на-смерть. Так всегда было и всегда будет!
«Эк его!» – подумал Кондратьев одобрительно.
– Мы не позволим вам умирать, – сказала Елена Владимировна. – Уж пожалуйста, постарайтесь обойтись без этого.
– Ах, да не в этом дело, – сказала девочка. –
– Да, не нужен, – сказала просто Елена Владимировна.
– То есть как – не нужен? – угрожающе спросил Москвичев, отодвигая тарелку. – Нас там двадцать тысяч человек, мы даем Земле семнадцать процентов энергии, восемьдесят пять процентов редких металлов, а жить нам трудно. В оранжерею полежать на травке ходим по очереди. Голубого неба месяцами не видим.
– Так какого беса вы там торчите? – раздраженно сказал, обернувшись, широкоплечий человек, сидевший за соседним столиком. – Обошлись бы как-нибудь без ваших процентов…
– У тебя не спросили, – ответствовал Москвичев, не поворачивая головы.
Широкоплечий немедленно схватил свой стул и втиснулся между Кондратьевым и Еленой Владимировной.
– Не спросили? – сказал он. – А зря, Ваня, не спросили. – Он повернулся к Кондратьеву: – Я Зегерс, шахтер. Посудите сами, Сергей Иванович. Мы десять лет роем шахту к центру Земли. Нас тоже десять тысяч. Теперь всё бросают на Венеру. У нас отбирают производственные мощности и просят помочь. Где же справедливость?
– А вы бы отказались, – с сочувствием сказал штурман.
На лицах праправнуков изобразилось замешательство, и Кондратьев понял, что наконец что-то ляпнул. На него смотрели так, словно он посоветовал шахтеру обокрасть детский сад.
– То есть как это… отказаться? – сказал шахтер натянутым голосом.
– Простите, – пробормотал Кондратьев. – Я, кажется… В общем, не обращайте на меня внимания.
Все заулыбались. Шахтер, сообразив, видимо, что от экс-штурмана толку мало, апеллировал к Елене Владимировне.
– Ведь верно, Елена Владимировна? – сказал он.
– Вашу шахту я предлагала закрыть пять лет назад, – ледяным голосом сказала Елена Владимировна,
Москвичев злорадно захохотал.
– О врачи, врачи! – воскликнул он. – Понавыбирали мы вас в Совет на свою голову!
– Мы хотим работы! – сказала девушка. – Поймите! Большой, ответственной, чтобы вся Земля работала! Чтобы было весело и трудно! А как же иначе? Что мои тяжелые системы на Земле? Ну передвинуть домик с места на место, ну котлованчик для фабрики отрыть… Да разве я только это могу? Дайте мне построить ракетодром. – Она взмахнула сжатым кулачком. – Дайте построить город на болоте! И чтобы была буря! И подземные взрывы! И чтобы потом сказали: «Этот город строила Марина Черняк», понимаете?
– Ну… без бури и взрывов было бы лучше, – сказал Москвичев.
– Правильно, Маринка! – закричали за соседними столиками. – А то зажали нас на Земле, и развернуться негде…
За спиной Марины воздвигнулся худущий юноша с очень большим носом.
– Это все правильно, – сказал он рассудительным голосом. – Я сам подрывник и ужасно хочу больших взрывов. Но есть еще другая сторона. Самая главная, простите меня, Елена Владимировна. Двадцать тысяч человек работают на Венере в тяжелых условиях. Это очень хорошие люди. Я бы прямо сказал – лучшие люди. А мы, десять миллиардов землян, никак не соберемся
– Милый! – растроганно пробасил Иоанн Москвичев. – Милые вы мои десять миллиардов!..
Елена Владимировна бесконечно умными глазами поглядела на носатого юношу, улыбнулась и сказала:
– Да-да, в том-то все и дело.
«Ах, молодцы, молодцы! – весело подумал Кондратьев. – Все правы!»
– Елена Владимировна, – понизив голос, спросил он, – а вы-то сами почему летите на Венеру?
– На Венере пока еще очень мало хирургических кабинетов, – тоже вполголоса ответила Елена Владимировна. – А я хирург-эмбриомеханик. Я могу работать без кабинета, в любых условиях, даже по пояс в болоте…
Кондратьев огляделся. Шахтер перебрался поближе к Москвичезу, и сейчас Москвичев во взаимодействии с носатым юношей наступал на него, а он яростно отбивался. Коренастый Басевич шептался с оператором тяжелых систем. Елена Владимировна, прищурившись, задумчиво смотрела поверх голов. Кондратьев встал и потихоньку вышел на крыльцо. Ночь была безлунная и ясная. Над черной бесформенной громадой леса низко висела яркая белая Венера. Кондратьев долго смотрел на нее и думал: «Может быть, попытаться туда? Все равно кем – землекопом, каким-нибудь водителем или подрывником».
– Смотрите? – раздался из темноты голос. – Я вот тоже смотрю. Дождусь, когда она зайдет, и пойду спать. – Голос был спокойный и усталый… – Я, знаете, думаю и думаю. Насадить на Венере сады… Просверлить Луну огромным буравом. Была, знаете, такая юмореска у Чехова – прозорливец был старик. В конечном счете смысл нашего существования – тратить энергию… И, по возможности, знаете, так, чтобы и самому было интересно и другим полезно. А на Земле теперь стало трудно тратить энергию. У нас все есть, и мы слишком могучи. Останавливаться – не в природе человека. Противоречие, если угодно… Конечно, и сейчас есть много людей, которые работают с полной отдачей – исследователи, педагоги, врачи-профилактики, люди искусства… Агротехники, ассенизаторы… И их всегда будет много. Но вот как быть остальным? Если человеку хочется стать инженером, оператором, лечащим врачом… Конечно, кое-кто уходит в искусство, но ведь большинство ищут в искусстве не убежища, а вдохновения. Судите сами – чудесные молодые ребята… Им мало места! Им нужно взрывать, переделывать, строить… И не дом строить, а по крайней мере мир – сегодня Венера, завтра Марс, послезавтра еще что-нибудь… Молодцы Совет! Вот и начинается межпланетная экспансия Человечества – разрядка великих аккумуляторов… Вы согласны со мной, товарищ?
– С вами я тоже согласен, – сказал Кондратьев.
Скатерть-самобранка
Женя и Шейла работали. Женя сидел за столом и читал «Философию скорости» Гардуэя. Стол был завален книгами, лентами микрокниг, альбомами, подшивками старых газет. На полу, среди разбросанных футляров от микрокниг, стоял переносный пульт связи с Информарием. Женя читал быстро, ерзал от нетерпения и часто делал пометки в блокноте. Шейла сидела в глубоком кресле, положив ногу на ногу, и читала Женину рукопись. В комнате было светло и почти тихо, в экране стереовизора вспыхивали цветные тени, едва слышно звучали нежнейшие такты старинной южноамериканской мелодии.