Возвращение росомахи. Сборник
Шрифт:
Похожие на взгорбленных медвежат росомахи бежали, приныривая, вверх по долине ручья. Судя по размерам – самец с самкой.
Увидев людей, они проворно скрылись.
– Подождём. Если сразу гнать, могут бежать весь день, – тормознул спутников охотовед.
– Странно, что их две… Ты про одну говорил, – обернулся к Степану Макарыч.
– Так гон начался. Вот и спарились. Когда вдвоём, они не так чутки. Потому нас и зевнули. Похоже, пришлые, из-за хребта – там нынче сушь небывалая.
– Как это я сразу не сообразил, – подосадовал
– Точно, без хвоста! А я подумал: поджала, что ли?
– А разве росомахи без хвостов бывают? – удивился студент.
– Всякое бывает. Есть же люди без ноги или без руки, – откликнулся охотовед. – Могла в драке потерять. Для этого зверя авторитетов нет. Прёт как танк: или победит, или погибнет. Одна может у стаи волков добычу отнять.
– Нам на лекции говорили, что росомаха страшно прожорлива. С латыни её название так и переводится – обжора!
– Ну как сказать, – замялся Степан. – На мой взгляд, это утверждение неверно. Судя по размеру желудка, она вряд ли способна съесть больше четырёх килограммов. Так про росомаху говорят, скорее всего, потому, что она большую часть добычи сразу же растаскивает по схронам. А названий у неё много. У норвежцев – «горный кот», у финнов – «обитатель скал», у шведов – «отважная». Вот и решай – кто же она на самом деле.
Охотовед подвёл Мавра к месту, где скрылась парочка, и приказал:
– След!
Пёс старательно всё обнюхал и молча понесся в чащу. Собаки Макарыча бросились вдогонку.
– Студент, слушай лай. Он о многом говорит. Умная собака, когда нагонит зверя, лает сначала негромко и редко, чтобы не напугать его и в то же время привлечь внимание хозяина. Когда хозяин подходит, лай становится громким, азартным и злобным, – на бегу объяснял Степан.
Вскоре донеслось позывистое подвывание с нотками охотничьей страсти. Учётчики, привычно лавируя между деревьями, бросились изо всех сил на голос: знали, что медлить нельзя, – когтистая и вёрткая росомаха способна серьёзно покалечить собак.
Загнанных в бурелом зверей псы облаивали, давясь от ярости. Вдруг все трое с визгом отпрянули. Это угрюмый кавалер Пышки, задрав хвост, выпустил в собак жёлто-коричневую струю. Псы от едкого, нестерпимого смрада принялись, жалобно скуля, тереться мордами о траву. Больше всех досталось Мавру: часть жидкости угодила ему прямо в нос.
Вонючки же, пользуясь моментом, скрылись. Собаки, чувствуя вину, прятали от стыда глаза, заискивающе виляли хвостами, но по следу пошли только после окрика.
Весь день, изнемогая от духоты, они мотали звероловов по буреломному лесу. Сами измучились – дышали надсадно, словно запалённые жеребцы, и хозяев уморили. Возьмут след, пробегут сто-двести метров и теряют.
– Штоб вас волки съели! – сердился Макарыч.
– Чего зря ругаешься? Росомахи же им нюх попортили, – вступился за собак Степан.
Не забывая об основной работе, учётчики на ходу обозначали карандашом в карточках встречавшихся зверей и дичь. Кого-то видели визуально, кого-то определили по следу, кого-то по свежему помёту. Чаще всего появлялись пометки «рябчик», «заяц».
– Медвежьи задиры! Степан Ермилович, смотрите! Медвежьи задиры! – восторженно завопил Вася, показывая на разодранную когтями сверху вниз кору пихты с потёками смолы.
– Хвалю! Приметливый! – похлопал его по плечу охотовед. – Только не надо так шуметь: зверь пугается. В нашем деле главное – выдержка… Глянь, а на этом стволе задиры ещё выше. Представляешь, какой громила тут ходит!
Под вечер сплошь облепленные репейниками собаки уверенно вывели охотников на галечную излучину, но тут опять скололись со следа и растерянно забегали по прогретым за день камешкам. Сделав несколько кругов, каждый шире предыдущего, лайки, вывалив языки, встали. Мавр вообще был близок к отчаянию: тошнотворный запах росомашьей струи заглушал все прочие. Собакам Макарыча тоже повсюду чудился запах росомах.
– Эх вы, пустобрёхи! Облапошили вас росомахи! – подтрунивал Степан.
– За речкой озеро с островом, вокруг зыбуны. Место крепкое, скорей всего, туда и умотали, – предположил Макарыч.
– С утреца проверим, а сейчас ночёвку пора ладить.
– Степан, может, ко мне – тут недалече? Берсты две, не боле.
– А что? Хорошая идея! Пошли.
Глава 8
Беседы
Наполовину вросшая в землю избёнка с почерневшими венцами и односкатной, с широким напуском, крышей стояла на краю елани, зажатой между лесистым отрогом и бойким ключом. У южной стены – поленница крупно наколотых дров. Одна из тропок сбегала мимо неохватных сосен прямо к каменистому ложу ручья. Когда подходили к зимовью, с берёзы слетела парочка рябчиков. Спланировав в разные стороны, они задорно засвистели.
– Узнали, сорванцы! Всю зиму подкармливаю. С ними хорошо! Вон как чисто трельку выводют! – потеплевшим голосом пробасил Макарыч.
Дверь в избушку была открыта настежь и подпёрта поленом для проветривания. Внутри сумрачно и прохладно. Углы тонули в полумраке. Маленькое подслеповатое оконце едва освещало стол и прокопчённые за многие годы венцы. С обеих сторон стола – нары из толстых деревянных плах, застеленных лосиными, уже изрядно потёртыми шкурами. Слева – железная печь. Вдоль стен – полки с посудой, мотками верёвок, правилки. Под потолком – перекладина для сушки одежды, на крючьях мешочки с крупой, сухарями.
Чтобы не нарушать царящей здесь прохлады, ужин готовили на костре. Горячие струи воздуха, поднимающиеся от него, мерно покачивали тёмные ветви обступавших деревьев. Уставшие собаки повалилась тут же, расслабленно вытянув лапы. Задремавший Мавр и во сне продолжал охотиться: бил хвостом, хрипло рычал, будто бежал за зверем.
Поели, помыли посуду, а чай, заваренный на листьях зверобоя и смородины, пошли пить, спасаясь от кровососов, в зимушку. Макарыч с трудом протиснулся сквозь узкий дверной проём.