Возвращение с Западного фронта (сборник)
Шрифт:
Я окинул его быстрым взглядом. «Осторожно! – сказал я себе. – Он и сам хитер».
Мы пересекли двор. Я распахнул дверцу машины и запустил мотор. Я молчал, чтобы не мешать ему подробно осмотреть все. Он, несомненно, начнет что-нибудь критиковать, и тогда я перейду в контратаку.
Но Блюменталь ничего не осматривал. И ничего не критиковал. Он тоже молчал и стоял передо мной как истукан. Мне оставалось только одно – заговорить первому.
Медленно и детально я начал описывать «кадиллак» – так, вероятно, мать говорит о
Но и теперь он не выдавал себя ничем, предоставляя говорить мне одному. Мне начало казаться, будто я разбухаю, как воздушный шар.
– Зачем вам нужна машина? Для города или для путешествий? – спросил я наконец, надеясь все-таки сдвинуть разговор с мертвой точки.
– Смотря по обстоятельствам.
– Понимаю! Вы намерены водить сами или пользоваться услугами шофера?
– И то и другое.
И то и другое! Он отвечал мне, как попугай. Видимо, он принадлежал к ордену монахов, давших обет молчания.
Чтобы как-то оживить его, я решил заставить его самостоятельно проверить что-нибудь. В этом случае клиенты обычно делались более разговорчивыми. Иначе, подумал я, он вот-вот заснет.
– Прекрасно функционирует откидной скользящий верх. Обслуживать его исключительно легко, особенно если учесть крупные габариты этого кабриолета, – сказал я. – Попробуйте закрыть его. Достаточно усилия одной руки…
Но Блюменталь сказал, что делать это ни к чему. Мол, и так видно. Я с треском открыл и захлопнул дверки, подергал за ручки.
– Ничто не разболтано. Все прочно и надежно. Проверьте сами.
Блюменталь снова отказался от проверки. Он полагал, что иначе и быть не может. Ну и орешек попался мне!
Я продемонстрировал ему работу стеклоподъемников.
– Ручки вы крутите прямо-таки играючи. Стекла фиксируются в любом положении.
Он не пошевельнулся.
– К тому же стекла небьющиеся, – уже впадая в отчаяние, продолжал я. – Это неоценимое преимущество! Вон там, в мастерской, стоит «форд»… – Я приукрасил историю про гибель жены булочника, добавив еще одну жертву – ребенка, хотя тот не успел родиться.
Но прошибить Блюменталя было не легче, чем взломать сейф.
– Небьющееся стекло ставят на все машины, – прервал он меня. – Ничего особенного в этом нет.
– Небьющееся стекло не относится к серийному оборудованию, – возразил я мягко, но решительно. – Разве что лобовое стекло на некоторых моделях. Но никоим образом не боковые стекла.
Я нажал на кнопку в середине руля – оба клаксона взревели. Затем перешел к описанию комфорта, говорил про багажники, сиденья, боковые карманы, панель с приборами. Я даже включил прикуриватель и, пользуясь случаем, предложил Блюменталю сигарету, рассчитывая
– Спасибо, я не курю, – сказал он и посмотрел на меня с таким скучающим видом, что вдруг мне подумалось: может, он вообще не намеревался идти сюда, а зашел по ошибке – заблудился; может, ему нужно было купить что-то совсем другое – машину для обметывания петель или радиоприемник; может, в силу врожденной нерешительности он еще немного потопчется на месте, а потом двинет дальше.
– Давайте, господин Блюменталь, сделаем пробную поездку, – наконец предложил я, чувствуя, что уже порядком выдохся.
– Пробную поездку? – переспросил он, явно не понимая, о чем речь.
– Ну да, пробную поездку. Должны же вы сами убедиться в высоких ходовых качествах этой машины. На улице или на шоссе она устойчива, как доска. Идет как по рельсам. А как приемиста – будто это не тяжелый кабриолет, а пушинка…
– Ах уж мне эти пробные поездки… – сказал он, пренебрежительно махнув рукой. – Пробные поездки ни о чем не говорят. Недостатки автомобиля всегда выявляются только впоследствии.
«Конечно, впоследствии, дьявол ты чугунный! – с досадой подумал я. – Не ожидаешь ли ты, что я тебя ткну носом во все дефекты?»
– Что ж, ладно. Нет так нет, – сказал я, утратив всякую надежду на успех. Мне стало ясно, что он не собирается покупать машину.
Но тут он внезапно повернулся, посмотрел на меня в упор и тихо, резко и очень быстро спросил:
– Сколько стоит эта машина?
– Семь тысяч марок, – ответил я, не моргнув глазом, словно выпалил из пулемета. Ни в коем случае он не должен был заметить, что я не уверен в цене. Это я хорошо понимал. Каждая секунда колебания могла бы встать нам в тысячу марок, которую он выторговал бы в свою пользу.
– Семь тысяч марок, нетто, – твердо повторил я, а сам подумал: «Предложи мне пять, и машина твоя».
Но Блюменталь ничего не предложил.
– Слишком дорого! – коротко выдохнул он.
– Конечно! – сказал я и решил, что окончательно проиграл.
– Почему вы сказали «конечно»? – спросил Блюменталь, впервые довольно человечным тоном.
– Господин Блюменталь, – ответил я, – встречали ли вы в наше время хоть кого-нибудь, кто реагирует иначе на цену?
Он внимательно посмотрел на меня. Затем на его лице мелькнуло подобие улыбки.
– Вы правы. Но машина действительно слишком дорога.
Я не верил ушам своим. Вот он наконец-то, настоящий тон! Тон заинтересованного человека! Или то был опять какой-нибудь коварный ход?
В это мгновение в воротах появился щегольски одетый господин. Он достал из кармана газету, проверил по ней номер нашего дома и подошел ко мне.
– Здесь продается «кадиллак»?
Я кивнул и, не в силах сказать что-либо, смотрел на желтую бамбуковую трость и замшевые перчатки этого франта.