Возвращение с Западного фронта (сборник)
Шрифт:
– А духи и впрямь хороши. – Она прижалась к нему. – Лучше, чем вежеталь этого старого еврея.
Антон самодовольно подтянул брюки.
– Вот и намажься ими сегодня. Тогда у меня в постели будет графиня. Есть еще мясо в кастрюле?
Керн стоял на тротуаре.
– Рабби Израэль Лёв, – произнес он, глядя на кладбище. У него был довольно жалкий вид. – Здорово же я влип из-за вас! Сорок крон! А если считать мыло, то и все сорок три. Двадцать четыре кроны чистого убытка.
Он
– Кто-нибудь спрашивал меня? – спросил он портье.
Тот отрицательно покачал головой:
– Никто.
– Наверняка никто?
– Наверняка. Даже президент Чехословакии и тот не спрашивал.
– Его я и не жду, – сказал Керн.
Он поднялся по лестнице. Странно все-таки, что от отца нет никаких известий. Может, он уехал из города. Или схвачен полицией. Керн решил подождать еще несколько дней, а затем снова наведаться на квартиру к госпоже Эковски.
Войдя в свою комнату, он застал там Рабе – мужчину, кричавшего ночью. Тот раздевался.
– Уже ложитесь? – спросил Керн. – Ведь девяти еще нет.
Рабе кивнул:
– Для меня это самое разумное. Посплю до двенадцати. Именно в полночь у меня все и начинается. В это время они обычно приходили за нами в бункер… А потом часа два сижу у окна, принимаю снотворное и ложусь. Получается довольно неплохо.
Он поставил около своей постели стакан с водой.
– Знаете, что меня больше всего успокаивает, когда ночью я сижу у окна? Читаю самому себе стихи. Старые стихи. Учил их еще в школе.
– Стихи? – удивился Керн.
– Да, совсем простенькие. Вот, например, песенка, которой убаюкивают детей:
Я устал, хочу уснуть,Лечь в постель, глаза сомкнуть,Пусть, лелея мой покой,Бог склонится надо мной.Если я плохой был днем,Боже, ты забудь о том,Иисус страдал за всехИ загладил каждый грех.В полумраке комнаты Рабе, сидевший в одном белье, казался каким-то усталым и добрым привидением. Медленным, монотонным голосом он произносил слова колыбельной, уставив потухшие глаза в ночь, раскинувшуюся за окном.
– Стихи меня успокаивают, – повторил он и улыбнулся. – Не знаю почему, но успокаивают.
– Возможно, – сказал Керн.
– Это звучит просто дико, но стихи меня действительно успокаивают, и на душе становится легче, как будто я снова дома.
Керну стало не по себе, точно его охватил озноб.
– А я никаких стихов наизусть не помню. Все позабыл. Мне кажется, после моих школьных лет прошла целая вечность.
– И я думал, что забыл стихи. А теперь, представьте, начал припоминать.
Керн вежливо кивнул и поднялся. Ему захотелось выйти из комнаты. Тогда Рабе заснет, и не надо будет больше думать о нем.
– Если бы только знать, чем заполнить вечер! – сказал Керн. – Вечер – вот самое проклятое время! Читать мне уже давно нечего. А торчать внизу и в сотый раз повторять, до чего же, мол, было хорошо в Германии и когда же наконец там все изменится, – этого я тоже не хочу.
Рабе сел на кровать.
– Пойдите в кино. Лучший способ убить вечер. Правда, потом не помнишь, что видел, но по крайней мере хоть во время сеанса ни о чем не думаешь.
Он снял носки. Керн задумчиво глядел на него.
– Кино, – проговорил он. Вдруг ему пришло в голову пригласить в кино девушку из соседней комнаты.
– Вы знаете постояльцев нашего отеля? – спросил он.
Рабе положил носки на стул и зашевелил пальцами ног.
– Кое-кого знаю. А вам зачем? – Он разглядывал свои ступни, точно никогда их не видел.
– Вот ту, что живет рядом, знаете?
Рабе подумал.
– Там живет старуха Шимановска. До войны она была знаменитой актрисой.
– Я не ее имел в виду.
– Он имеет в виду Рут Холланд, молодую хорошенькую девушку, – сказал человек в очках – третий обитатель комнаты. Он стоял уже некоторое время в дверях и слышал весь разговор. Его звали Марилл. В прошлом он был депутатом рейхстага. – Не правда ли, Керн? Сознайтесь, что я прав, донжуан вы этакий!
Керн покраснел.
– Странное дело, – продолжал Марилл. – Самые естественные вещи вгоняют человека в краску, а подлость – никогда. Как торговали сегодня, Керн?
– Полная катастрофа. Потерпел убыток наличными.
– Тогда пойдите куда-нибудь и потратьте еще что-нибудь в придачу. Это лучший способ избавиться от излишних психологических комплексов.
– Так я и намерен поступить, – сказал Керн. – Хочу пойти в кино.
– Браво! Судя по вашим осторожным расспросам, предполагаю, что вы намерены сделать это в обществе Рут Холланд.
– Не знаю. Ведь я с ней не знаком.
– Ну и что с того? Большинство людей незнакомо вам, но иной раз приходится завязать новое знакомство. Вперед, Керн. Смелость – лучшее украшение молодости.
– Думаете, она пойдет со мной?
– Конечно, пойдет. В этом одно из преимуществ нашей пакостной эмигрантской жизни. Всякий благодарен, когда в промежутке между приступами страха и скуки его чем-нибудь отвлекают. Итак, долой ложный стыд! Вперед на штурм, да чтобы не тряслись поджилки!
– Пойдите в «Риальто», – сказал Рабе, улегшись в постель. – Там показывают фильм про Марокко. Я пришел к выводу: кинокартина о неведомой, далекой стране – лучшее отвлечение от собственных мыслей.
– Марокко – это, знаете ли, всегда приятно, – заметил Марилл. – И молодым девушкам тоже.