Возвращение 'Семерки пик'
Шрифт:
Ломовой достал из рюкзака две телескопические удочки с монограммой "Л", не спеша осмотрел наживку - синтетического мотыля, срок годности пять лет.
"Слишком дефицитная наживка, чтобы ее оставлять на Земле, вот и пригодилась. В этой жизни все может пригодиться. Забросить надо бы подальше, под правую стойку, в тень. Вроде правильно. А вторую? Вторую пока придержим, время есть. Первый клев я, конечно, проспал, придется подождать. Подождать и подумать.
Нужно лететь. Лишь один факт, что я появлюсь, да еще на штатной "пешке", должен всех убедить. Если машинка дотянет, а иначе зачем _они_
Ладно, допустим, прилечу с шиком. Что я буду говорить? Ничего не помню, ничего не знаю?..
Да, сегодня, пожалуй, много не возьму. Про рыбу наверняка позабыли, когда катер ставили. Интересно, где _они_ "пешку" откопали? Ишь, пузатенькая, чистенькая, блестит вся. Давно на "пешке" не ходил...
Ты смотри, клюет! Молодцы, ребята, аккуратно сработали! Карась есть... Эх, куда он денется, карась этот, когда я стартану?.. Ей богу, не хочется. Вот так бы сидел и ловил. Отвечать, конечно, придется: "Гелиос"-то я угробил. Зато Кахановского спас. Что же он там нарассказывал? Интересный мужик, только доверчивый слишком и чуточку псих...
Клев еще не тот. Подожду немного. Телевизор что ли включить, пока суд да дело?"
Ломовой достал из рюкзака переносной телевизор "Светоч" - своеобразную связь с Землей. Телевизор брал первую из тридцати программ так уверенно, словно находился не в поясе астероидов, предположительно, а где-то в районе Наро-Фоминска. Только передачи опаздывали на час или два, а то и забегали вперед. Фокус с телевизором был непонятен для Ломового и раздражал его. Но так уж была устроена Нирвана.
Экран засветился, на нем возник большой зал и трибуна с эмблемой ООН. Взглянув на поплавок. Ломовой увидел, как его медленно, очень медленно повело на глубину. Начался клев. Ломовой сразу выключил телевизор. "Все равно ничего интересного - передача "Трибуна открытого выступления".
Кахановский почти не волновался, хотя речи, как таковой, у него не было. Так, небольшие наброски и долгие разговоры на разных уровнях. Но когда ему предложили выступить в телепередаче, он неожиданно для себя самого согласился. Труднее всего было привыкнуть к непременной театрализации происходящего. Люди с недавних пор снова полюбили массовые действа. И возникли передача "Трибуна открытого выступления" и ей подобные. Кахановского это стремление толпиться только удивляло.
– Не помню, с чего три года назад доктор Адаме начал свою защитительную речь, которую он объявил последней в тысячелетней истории правосудия. Но сегодня я тоже защитник, и я хочу защищать человека - Константина Ломового и эксперимент "Гелиос-2". Я принял такое решение после того, как ознакомился с записями Ломового, любезно предоставленными мне его родственницей Авелиной Ивановной Снегиной.
Каждый из вас, сидящих в этом зале или у телевизора, не может остаться равнодушным к гибели уникальной станции "Гелиос-2". Подозревают - и я тоже, - что он это сделал сознательно. Но если так, у него были причины. Давайте попробуем в них разобраться. Константин Ломовой верил в посещение Земли представителями иноцивилизации.
Представьте себе ребенка, живущего с родителями среди бескрайнего глухого леса и уверенного, что людей вокруг больше нет. Такой лес для нас Космос. Но в лесу кто-то есть. Мы не одни в Космосе! И те, из леса, заходят в наш домик, скрипят дверями по ночам, хлопают форточками, прячут куда-то самые необходимые вещи. Не важно, кто это: забредший на огонек леший или постоянно проживающий на чердаке домовой. Ребенку главное найти следствия таких визитов и представить доказательства.
Ломовой считал, что он отыскал подтверждение посещения Земли иноцивилизациями, а эксперимент "Гелиос-2" мог стать окончательным тому доказательством.
После этой фразы оживился весь зал, и Кахановскому пришлось сделать паузу.
– Ход рассуждении Ломового был примерно таким. Посещение состоялось очень давно. В таком случае гипотетические Пришельцы должны были оставить на Земле нечто вроде метки, которая сигнализировала бы о существовании разумной жизни и отражала бы ее развитие, чтобы можно было выбрать момент для прямого Контакта. Эта метка, если хотите, указатель, должна быть заметна для Пришельцев и совершенно незаметна для нас.
По гипотезе Константина Ломового, таким указателем является состояние земной атмосферы, конфигурация и движение облаков. Я не хочу останавливаться на том, что подтолкнуло Ломового к столь необычному предположению, вы сами вскоре убедитесь, что в этом нет необходимости.
Вам известно, что суть эксперимента "Гелиос-2" заключается в глобальном воздействии на атмосферу при помощи мощного теплового пучка, направленного со станции. Если принять версию Ломового, то после эксперимента содержание указателя, естественно, должно в корне перемениться. И неизвестно, что он стал бы означать: то ли приглашение в гости, то ли объявление всеобщей войны, то ли еще что-нибудь, и Ломовой просто не имел права подвергать Землю такому риску. Очевидно, он понял все это в последний момент, когда иного пути остановить эксперимент у него уже не было. Я считаю, что мы должны оправдать астронавта Константина Ломового.
Рассуждения Ломового можно продолжить. Обладая высочайшим развитием, гипотетические Пришельцы должны были предусмотреть нечто подобное эксперименту "Гелиос-2". Более того, человек, разгадавший содержание подобной метки - это уже не совсем землянин. (Шум в зале.) Да, да! Действия Ломового знаменуют его выход за пределы человечества! В таком случае они - Чужие - должны были позаботиться об убежище для существа, сумевшего их понять. Я хочу сказать, что Ломовой должен был бы уцелеть при катастрофе станции. Появись он сейчас живой и невредимый, его версия была бы полностью подтверждена. Но Константин Ломовой погиб, и я заканчиваю свою речь так: земляне, мы обязаны повторить эксперимент "Гелиос-2"! Естественно, тщательнее подобрав непосредственных исполнителей.
Я сказал все, что хотел. Благодарю за внимание.
Корма у "пешки" была шире, чем у других орбитальных катеров, а к носу корпус резко сужался, переходя в длинный шпиль-рассекатель. В темном зеркале воды катер и отражение составляли причудливое веретено.
"Ну ладно, хватит. Еще не хватало, чтобы люк вдруг закрылся". Ломовой поднялся с травы, отряхнул комбинезон и стал аккуратно сматывать леску. "Удочки можно оставить здесь, возле березы. Во всяком случае, будет повод вернуться".