ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША
Шрифт:
Шабо подпёр голову рукой, облокотившись на стол.
— Но если я разбогатею. — Он умолк. Золотое видение ослепило его. Он мысленно оглянулся на бесцветные годы, проведённые в нищете, которая отказывала ему во всех радостях жизни. А уж он бы сумел ими насладиться! Он подумал о случайных званых обедах, на которые его приглашали, и сравнил их с обычными своими скудными трапезами. Почему он, государственный муж, один из столпов республики, её создатель, должен во всём себе отказывать? Безусловно, он достоин награды за свои труды. И всё-таки робость удерживала его. Если он разбогатеет, то как сможет наслаждаться своим богатством,
— А эти источники, — веско сказал Андре-Луи — далеко не так безупречны, как те, что мы вам предлагаем.
И тут в Шабо вспыхнуло внезапное подозрение, которое остановило его в тот самый момент, когда он уже собирался поддаться неодолимому искушению.
— А почему вы мне их предлагаете? Что заставляет вас опорожнить рог изобилия Фортуны на мои колени?
На этот раз ему ответил де Бац.
— Честное слово, причина лежит на поверхности. Мы не вполне бескорыстны, гражданин представитель. Мы нуждаемся в вашем бесценном обществе. Мы приведём вас к источнику, но останемся пить вместе с вами. Я понятно выражаюсь?
— А! Я начинаю понимать. Но тогда… — Шабо икнул. — Проклятье! Я всё-таки не вполне уяснил…
Делонэ взялся его просветить.
— Послушай, Франсуа, разве стал бы я в этом участвовать, если бы имел хотя бы тень сомнения в честности предприятия. Ты человек возвышенный, тебе редко доводилось иметь дело с величайшей из реальностей, с деньгами. У меня же есть опыт в финансовых вопросах. Можешь поверить мне на слово: дело это безупречно.
Шабо уставился на своего коллегу тяжёлым пьяным взглядом. Делонэ продолжал.
— Посмотри на это вот с какой стороны: единственной пострадавшей стороной в наших сделках будут эмигранты, которые пересекли границу, чтобы развязать войну против собственного народа. Их поместья обратятся в золото, на которое мы сможем накормить голодных детей Франции. Наше вмешательство ни на лиард не уменьшит сумм, которые потекут в национальную казну. Напротив, ускорив ликвидацию, мы сослужим Республике добрую службу.
— Это я понимаю, — согласился Шабо. Но ему всё ещё не доставало убеждённости. Опасения так и не покинули его окончательно.
Он впал в задумчивость, потом пустился в откровения о своём прошлом.
— Я всегда боялся поступиться своей совестью. Ни одному представителю не давали столько поручений, связанных с деньгами, сколько их выпало на мою долю. Я давно мог бы стать богатым человеком, если бы не ценил честность превыше всего остального. В Кастри мне доверили четыре тысячи ливров на секретные расходы, да я ещё собрал на двадцать тысяч штрафов. Ни один денье из них не осел у меня в кармане. Мои руки остались чисты. И это ещё мелочи в сравнении с другими соблазнами, с которыми мне довелось столкнуться. Испанский министр предлагал мне четыре миллиона, если я спасу Луи Капета от эшафота. Такая взятка подорвала бы принципы многих. Но мой патриотизм и чувство долга настолько сильны, что мысль поддаться соблазну даже не коснулась меня.
Возможно, Шабо говорил правду. Но не исключено, что причина его стоицизма крылась в невозможности выполнить требуемое. С тем же успехом испанский министр мог предложить четыре миллиона за луну с неба.
— Но ваше предложение, — продолжал представитель, — другого порядка. Если я правильно понял, приняв его, я смогу немного заработать честным путём. Признаюсь, однажды в прошлом я уже получил немного денег — очень немного — оказав любезность двум своим хорошим друзьям, братьям Фрей. И они упрекают меня за то, что я пренебрегаю возможностями зарабатывать больше.
И он затянул бесконечный монолог, в котором похвалялся своей честностью и силой духа, позволившей ему противостоять соблазнам. Потом он пространно говорил о Фреях, об их пламенном патриотизме и приверженности республиканским идеям. Они и имя сменили из идейных соображений. Прежде они звались Шенфелдами. Но братья отказались от своего имени после отъезда из Вены. Они покинули столицу Австрии, повинуясь чувству, потому что не могли больше жить под пятой деспотизма. Старший брат, Юний, назвавшийся так в честь освободителя Рима, отказался от поста первого министра при императоре Иосифе, поскольку не желал склонять колени перед тираном. Эти люди отказались от богатства и высокого положения, чтобы приехать во Францию и дышать чистым воздухом свободы. Они стали хорошими друзьями Шабо, и, если бы не его щепетильность, могли бы стать ещё лучшими. Они разбирались в финансовых вопросах, поскольку по профессии были банкирами. Он посоветуется с ними, прежде чем принять окончательное решение по вопросу, который они только что обсуждали.
Если это заявление несколько разочаровало комбинаторов, которые так щедро кормили и поили бывшего капуцина, то они ничем не проявили своего разочарования. Дальнейшая настойчивость могла возбудить подозрения и окончательно отпугнуть их боязливую дичь.
Когда же гости собрались уезжать, Шабо неожиданно высказал ещё одно сомнение.
— Я настолько несведущ в финансах, что совсем упустил из виду ещё одно обстоятельство. Чтобы заработать деньги тем способом, который вы мне указали, необходим начальный капитал. А у меня его нет.
Де Бац быстро отмёл его сомнения.
— Гражданин представитель! — воскликнул он протестующе. — Неужели у человека ваших блистательных достоинств есть недостаток в друзьях, готовых одолжить вам необходимую сумму?
Шабо посмотрел на него слегка осоловевшими глазами.
— Вы хотите сказать, что братья Фрей…
— Фрей! Я не думал о Фреях. Я говорил о себе. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, будет только справедливо, если я обеспечу необходимый начальный капитал. Можете рассчитывать на меня, друг мой. Всегда готов вам услужить.
Не вполне трезвый представитель продолжал разглядывать барона.
— Что ж, это устраняет препятствие, — согласился он. — Хорошо, хорошо, мы поговорим об этом снова, когда я посоветуюсь с Юнием Фреем.
Глава XXII. ВЗЯТКА
— Вы не расскажете мне, — попросил Андре-Луи де Баца, — кто такие эти Фреи, которых несравненный Шабо так внезапно вытащил на сцену, и почему он так дорожит их мнением.
Они снова сидели под лаймами за столом, всё ещё заваленном остатками пиршества. Гости уехали, и они с де Бацем были одни.