Возвращение со звезд
Шрифт:
Я вынужден был согласиться с ним и молча подписал листки. Мы уже собрались расстаться, когда неожиданно для себя я спросил его, изготовляют ли сейчас человекообразных роботов.
– Вообще-то нет, – сказал он и добавил помедлив:
– В свое время с ними была масса хлопот…
– То есть?
– Ну, вы же знаете инженеров! В подражании они дошли до такого совершенства, что некоторые модели роботов невозможно стало отличить от живого человека. Были люди, которые не могли этого вынести…
Я вдруг вспомнил сцену на
– Не могли вынести… – повторил я его слова. – Может, это было что-то вроде ненависти?
– Я не психолог, но, пожалуй, можно сказать и так. Впрочем, это дело прошлое.
– И таких роботов больше нет?
– Почему? Иногда еще встречаются на ракетах ближнего радиуса. А вы что, встречали такого?
Я ответил уклончиво.
– Вы еще успеете уладить свои дела? – забеспокоился он.
– Какие дела?..
Я вспомнил, что у меня якобы было дело в городе. Мы расстались у выхода со станции, куда он меня проводил, не переставая благодарить за то, что я выручил его.
Я побродил по улицам, заглянул в реалон, вышел, не досидев даже до середины вздорного спектакля, и в отвратительном настроении поехал в Клавестру. Примерно за километр от виллы я отпустил глидер и остаток пути прошел пешком. «Все в порядке. Это механизмы из металла, проводов, стекла, их можно собирать и разбирать», – внушал я себе, но не мог отделаться от воспоминаний о темном зале, об отрывистых голосах, о диком бормотании, в котором было слишком много смысла, слишком много самого обыкновенного страха. Я сам был, можно сказать, специалистом в этом деле, наглотался страху вдоволь, ужас перед внезапным уничтожением не был для меня фикцией, как для этих ловких конструкторов, которые, надо сказать, здорово организовали все дело: роботы занимались себе подобными до самого конца, а люди ни во что не вмешивались. Это был замкнутый цикл точнейших устройств, которые сами себя создавали, воспроизводили и уничтожали, а я только напрасно наслушался стонов механической агонии.
Я остановился на холме. Ландшафт, залитый лучами низко стоящего солнца, был невыразимо прекрасен. Изредка глидер, поблескивая, как черный снаряд, пролетал по ленте шоссе, нацелившегося в горизонт, над которым голубым облачком, затуманенные расстоянием, вздымались горы. И неожиданно я почувствовал, что не могу на это смотреть, не имею на это права, словно был в этом какой-то ужасный, хватающий за горло обман. Я сел среди деревьев, закрыл лицо руками; я жалел, жалел, что вернулся.
У входа в дом ко мне подошел белый робот и сказал конфиденциально:
– Вас просят к телефону. Дальняя связь: Евразия.
Я быстро пошел за ним. Телефон находился в зале, так что, разговаривая, я видел через стеклянную пластину двери в сад.
– Эл? – послышался далекий, но отчетливый голос. – Говорит Олаф.
– Олаф… Олаф!!! – повторил я торжествующе. – Где ты, дружище?
– В Нарвике.
–
– Ясно. Потому и знаю, где тебя искать.
Минута молчания.
– Что делаешь? – повторил я уже не так уверенно.
– А что я должен делать? Ничего. А ты?
– В Адапте был?
– Был. Только один день. Сбежал. Не мог, знаешь…
– Знаю. Слушай, Олаф… я тут снял виллу. Не знаю сам зачем, но… Слушай! Приезжай!
Он ответил не сразу. Когда отозвался, в его голосе чувствовалось сомнение.
– Я бы приехал. Может, и приехал бы, Эл, но ты знаешь, что нам говорили…
– Знаю. Но они ведь не могут нам ничего сделать. И вообще ну их к лешему. Приезжай.
– Зачем? Подумай, Эл. Может, будет…
– Что?
– Хуже.
– Откуда ты знаешь, что мне плохо?
Я услышал его короткий смешок, вернее, вздох: так тихо он смеялся.
– А зачем же ты тянешь меня к себе?
Неожиданно мне в голову пришла прекрасная идея.
– Слушай, Олаф. Тут что-то вроде дачи. Вилла, бассейн, сад. Только… ты уже знаешь, как теперь… как они живут, да?
– Немножко знаю.
Тон, которым это было сказано, говорил больше слов.
– Вот видишь. Так слушай. Приезжай! Но сначала постарайся раздобыть… боксерские перчатки. Две пары. Побоксируем. Увидишь, как будет здорово!
– Опомнись, Эл! Где я возьму перчатки? У них же этого нет уже много лет.
– Так закажи. Не станешь же ты утверждать, что невозможно изготовить четыре дурацкие перчатки. Соорудим небольшой ринг и будем драться. Мы оба можем, Олаф! Надеюсь, ты уже слышал о бетризации, а?
– Конечно. Я бы тебе сказал, что я об этом думаю. Но по телефону не хочу. Еще обидится кто-нибудь.
– Слушай, приезжай. А? Договорились?
Он долго молчал.
– Не знаю, Эл, стоит ли.
– Ладно. Тогда скажи, какие у тебя планы. Если есть что-нибудь путное, я не стану морочить тебе голову своими прихотями.
– Никаких, – ответил он. – А у тебя?
– Я прилетел вроде отдохнуть, немного подучиться, почитать, но это никакие не планы, это… просто ничего другого я не мог придумать.
– Олаф?..
– Похоже, что стартовали мы одинаково, – пробормотал он. – В конце концов это не меняет дела. Я всегда могу вернуться, если вдруг окажется, что…
– Перестань! – нетерпеливо оборвал я. – Не о чем говорить. Собирай манатки и приезжай. Когда тебя ждать?
– Хоть завтра утром. Ты серьезно хочешь заняться боксом?
– А ты нет?..
Он засмеялся.
– Представь себе, да. И наверно, по той же причине, что и ты.
– Порядок, – сказал я быстро. – Значит, жду. Всего!
Я пошел наверх. Отыскал среди вещей, в специальном чемоданчике шнур. Большой моток. Ринговый шнур. Теперь еще четыре столбика, резину или пружину, и ринг выйдет на славу. Без судьи. Он нам не нужен.