Возвращение танцмейстера
Шрифт:
Это была Вероника Молин.
– Надеюсь, что не помешала, – сказала она. – Ты где?
– В Буросе. Ты меня не беспокоишь.
– У тебя есть немного времени?
– Есть. А ты где?
– В Свеге.
– Ждешь похорон?
Ее ответ прозвучал неуверенно:
– Не только. Твой телефон дал мне Джузеппе Ларссон. Ну, этот следователь, который вроде бы занимается делом отца.
Она даже не пыталась скрыть презрение. Он разозлился.
– Джузеппе – один из лучших следователей, которых я когда-либо видел.
– Я не хотела тебя обидеть.
– Что ты
– Чтобы ты приехал сюда.
Она произнесла это быстро и решительно.
– Зачем?
– Мне кажется, я знаю, что произошло. Только я не хочу говорить об этом по телефону.
– Тогда ты должна звонить не мне, а Джузеппе Ларссону. Я не веду это следствие.
– Я знаю точно, что никто, кроме тебя, не может мне помочь. Я оплачу билет на самолет и все расходы. Но я очень хочу, чтобы ты приехал. Как можно скорее.
Стефан подумал перед тем, как ответить:
– Ты хочешь сказать, что знаешь, кто убил твоего отца?
– Думаю, что да.
– И Авраама Андерссона?
– Думаю, что это не один и тот же человек. Но есть и другая причина, почему я хочу, чтобы ты приехал. Я боюсь.
– Чего?
– Я и об этом не хочу говорить по телефону. Пожалуйста, приезжай. Я перезвоню через пару часов.
Разговор прервался. Стефан поехал домой и поднялся в свою квартиру. Он по-прежнему не мог собраться с духом и позвонить Елене. Он размышлял над словами Вероники Молин. Почему она не хочет поговорить с Джузеппе? Чего она боится?
Он ждал.
Через два часа снова раздался звонок.
23
Самолет приземлился в Эстерсундском аэропорту на следующий день в 10.25. К тому времени, как Вероника Молин позвонила второй раз, он твердо решил, что не поедет. Ему не хотелось снова ехать в Херьедален, к тому же он ничем не мог ей помочь. Он собирался сказать, что это ее долг – обратиться в полицию, если не к Джузеппе Ларссону, так к кому-нибудь другому, может быть Рундстрёму.
Но все это так и осталось за кулисами. Она напрямик спросила, приедет он или нет. И он сказал – да. И когда он попытался ее расспросить, она отвечала уклончиво, повторяя без конца, что это не телефонный разговор.
Они договорились встретиться в Свеге на следующий день. Он попросил ее, если возможно, заказать ему тот же третий номер в гостинице.
После разговора он подошел к окну и посмотрел на улицу. Он не мог понять, что им движет. Разъедающий его страх? Болезнь, о которой он старался не думать? Или может быть, все дело в Елене, встречаться с которой он был просто не в состоянии? Все рухнуло в тот день, когда он узнал, что у него рак.
Он все время думал об отце. Я роюсь не в прошлом Герберта Молина, сказал он себе. Я роюсь в своем прошлом. Пытаюсь найти правду, о которой я и понятия не имел до того, как залез в квартиру Эмиля Веттерстеда.
Он отошел от окна, позвонил в аэропорт Ландветтер, узнал расписание и заказал билет. Потом позвонил Елене – она разговаривала с ним односложно и, как ему показалось, настороженно. В четверть восьмого он был у нее и остался до самого утра, когда ему только и оставалось времени, чтобы заехать домой, кинуть вещи в чемодан и доехать сорок километров до аэропорта.
Ночью они занимались любовью, но у него все время было странное чувство, как будто бы это не он, как будто бы его нет в этой постели. Он не был уверен, что она этого не заметила. Скорее всего, заметила, но ничего не сказала. Как и ничего не спросила, когда он сообщил, что должен вернуться в Херьедален.
Сходя с трапа самолета во Фрёсёне, он сразу заметил, что здесь холоднее – земля уже подмерзла. Он взял напрокат машину – Вероника Молин сказала, что все расходы будут оплачены. Сначала он решил ехать прямо в Свег, но, подумав, свернул на мост и поехал в сторону Эстерсунда. Было бы неразумно скрыть свой приезд от Джузеппе. Вопрос только, какую указать причину. Вероника Молин позвонила ему конфиденциально, но он и этого не хотел скрывать от Джузеппе. У него и так хватает сложностей, не стоит создавать новые.
Он затормозил около Управления малонаселенных районов и какое-то время сидел не двигаясь. Что он скажет Джузеппе? Всей правды говорить нельзя. Нельзя и врать напропалую. Нужно слепить какую-то полуправду. Сказать, например, что он не в силах оставаться в Буросе и ждать, пока начнут облучение. Человек, больной раком, может позволить себе такой каприз.
Он зашел в приемную и спросил Джузеппе. Девушка за стойкой узнала его, улыбнулась и сказала, что Джузеппе сейчас на совещании, но скоро освободится. Стефан сел за стол и начал листать местные газеты. Материалы о следствии по-прежнему были на первых страницах. Накануне Рундстрём провел пресс-конференцию. Он говорил в основном об оружии и вновь обратился с просьбой к населению сообщать о своих наблюдениях. Но ни слова о том, какими новыми данными располагает полиция. Ни слова о каких-то машинах или людях, замеченных поблизости от места преступления. Если верить газетам, полиция топталась на месте.
В полдвенадцатого в приемной появился небритый Джузеппе. Он выглядел уставшим и обеспокоенным.
– Я должен был бы сказать, что удивлен твоим появлением. Но меня теперь ничто не удивляет.
В его интонациях ощущался пессимизм, которого Стефан раньше не замечал. Они прошли в кабинет. Джузеппе закрыл дверь, и Стефан произнес приготовленную речь – о том, что он не может усидеть на месте, что его съедает постоянная тревога, и вот – он приехал опять, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Джузеппе внимательно его выслушал.
– Ты играешь в боулинг? – неожиданно спросил он, когда Стефан замолчал.
Стефан смотрел на него непонимающе:
– В боулинг?
– Когда мне не по себе, я играю в боулинг. Можешь поверить, мне тоже иногда не по себе. Нельзя недооценивать боулинг. Спорт как-никак, причем в компании друзей. Можно представить себе, что кегли – это твои враги. Или какие-то нерешенные проблемы.
– Я, по-моему, никогда не играл в боулинг.
– Возьми на заметку. Как дружеский совет.
– А вообще как дела?