Возвращение: Тьма наступает (Сумерки)
Шрифт:
— Сделала то же, что и ты. Вытянула руку. Это ведь но очень крепко, правда? По вкусу похоже на виноградный сок, а я умирала от жажды.
Неужели она на самом деле так наивна? Это правда, вино «Черная магия» не обладает резким запахом и вкусом большинства алкогольных напитков. Его тонкий вкус был специально создан для чувствительного нёба вампиров. Дамой знал, что этот виноград выращивается в специальной почве — лессе, — которая остается после того, как измельчаются находившиеся на ней ледники. Разумеется, заниматься этим могли только вампиры-долгожители, ведь для того, чтобы образовалось нужное количество лесса, требовалось несколько столетий. Когда почва была готова, на ней выращивали виноград и обрабатывали его, начиная с подвоя и заканчивая изготовлением сусла, — его отжимали босыми ногами в чанах из железного дерева, и все это без единого луча солнца. Благодаря этому достигался черный, бархатистый, утонченный вкус. И вот...
У Елены появились виноградные «усы». Дамону страшно захотелось стереть их поцелуями.
— Ну что ж. Когда-нибудь ты будешь рассказывать, что выпила два стакана «Черной магии» меньше чем за минуту. Успех тебе обеспечен, — сказал он.
А она постукивала пальцем под подбородком.
— Елена, ты хочешь, чтобы я забрал у тебя часть крови?
— Да! — Она сказала это голосом, похожим на звон колокольчика, как человек, которому наконец-то задали дельный вопрос.
Она была пьяна.
Она отвела руки назад и облокотилась на спинку скамейки, которая была устроена так, чтобы реагировать на каждое ее движение. Теперь скамейка превратилась в диван с обивкой из черной замши и высокой спинкой, и тонкая шея Елены покоилась на самой высокой точке спинки, а ее горло было открыто воздуху. Дамон с тихим стоном отвернулся. Он хотел доставить Елену в цивилизацию. Он тревожился о ее здоровье, он помнил, что надо бы побеспокоиться о состоянии.. Мутта, и вот... он не мог получить ничего из того, что хотел. Он и кровь-то у нее толком не мог выпить, пока она пьяна.
Елена издала какой-то другой звук — кажется, произнесла его имя. «Д'м'н?» — пробормотала она. Ее глаза были полны слез.
Дамон сделал для Елены все, что только могла сделать сиделка для пациента. Но, кажется, она просто не хотела извергать из себя два стакана «Черной магии» у него на глазах.
— Маггг...— выговорила Елена, с трудом тревожно икнув. Она схватила Дамона за запястье.
— Да, это вино нельзя пить залпом. Подожди — сядь прямо, и я попробую...
Может быть, именно потому, что он произнес эти слова не задумавшись — не заботясь о том, чтобы они не прозвучали грубо и не выглядели как манипуляция, — все и получилось. Елена послушалась его, а он приложил пальцы к ее вискам и слегка надавил. На долю секунды ему показалось, что сейчас случится катастрофа, но потом Елена задышала спокойно и ровно. Действие вина еще не закончилось, но пьяной Елена уже не была.
Итак, время настало. Он должен наконец рассказать ей правду.
Но сначала ему надо было проснуться.
— Тройной эспрессо, пожалуйста, — сказал он, вытянув руку. Кофе появился моментально, ароматный и черный, как его душа. — Шиничи говорит, что одного эспрессо достаточно, чтобы оправдать существование человеческого рода.
— Не знаю, что это за Шиничи, но я с ним согласна. Или с ней. Тройной эспрессо, пожалуйста, — сказала Елена, обращаясь к магическим силам, которые и составляли этот лес, этот снежный шарик, эту вселенную. Ничего не случилось.
— Может быть, сейчас он отрегулирован так, что реагирует только на мой голос, — сказал Дамон, улыбнулся ободряющей улыбкой — и плавным движением руки преподнес ей эспрессо.
К его удивлению, Елена хмурилась.
— Ты сказал «Шиничи». Кто это?
Меньше всего на свете Дамону хотелось, чтобы Елена встречалась с китсунэ, но он понимал: когда он расскажет ей все (а он собирался это сделать), встречи не избежать.
— Это китсунэ, лис-демон, — сказал он. — И тот, это дал мне адрес сайта, из-за которого Стефан умчался невесть куда.
Лицо Елены стало каменным.
— Вообще-то, — сказал Дамон, — перед тем как делать следующий ход, я хочу отвезти тебя домой.
Елена возвела раздраженный взгляд к небесам, но не протестовала, когда он взял ее на руки и отнес к машине.
Только сейчас он сообразил, в каком месте лучше всего будет ей рассказать.
Им повезло, что у них не было насущной потребности выбираться из Старого леса. Не было ни одной дороги, которая бы не вела в тупик, на маленькую полянку или к дереву. И когда они выехали на дорожку, ведущую к их маленькому, но идеально обустроенному домику, Елена не выразила никакого удивления, так что он не сказал ни слова, когда они зашли в дом, и Дамон прошелся по нему, выясняя, что находится в их распоряжении.
В доме была одна спальня с огромной роскошной кроватью. Кухня. Гостиная. Но каждая из этих комнат могла превращаться в любую другую комнату, какую пожелаешь, — достаточно было просто мысленно произнести, чего ты хочешь, перед тем как открыть дверь. Более того, там были ключи — Дамон сообразил, что их оставил изрядно напуганный Шиничи, — которые давали дверям еще больше возможностей. Вставь ключ в дверь, скажи, куда ты хочешь попасть, — и ты попадешь туда. Похоже, так происходило, даже если загаданное место было в точке пространства и времени, находящейся за пределами владений Шиничи. Иными словами, похоже, что они имели выход в реальный мир, — но в этом Дамон не был окончательно уверен. Действительно ли это реальный мир — или просто очередная ловушка Шиничи?
Сейчас в доме появилась длинная винтовая лестница, которая вела на крышу с окруженной перильцами площадкой — точь-в-точь как на здании общежития. Там даже была комната, в точности такая же, как комната Стефана. Дамон заметил это, пока нес Елену по ступенькам.
— Мы идем на самый верх? — В голосе Елены звучало недоумение.
— На самый верх.
— И что мы будем делать здесь, наверху? — спросила Елена, когда он, поднявшись на крышу, усадил ее в кресло, подставил под ноги скамеечку и укутал их легким пледом.
Дамон сел в кресло-качалку и какое-то время раскачивался, обхватав руками колено и задрав голову к небу.
Он качнулся последний раз, потом остановился и повернулся к ней.
— Думаю, мы пришли сюда, — сказал он тоном насмешки над самим собой, который означал, что он настроен предельно серьезно, — чтобы я рассказал тебе правду, всю правду и ничего, кроме правды.
32
— Кто здесь?
Голос прорезал темноту леса.
— Кто здесь?