Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)
Шрифт:
Лилит сказала осторожно:
– Ты видел сотни, если не тысячи миров. И все они отличались один от другого… совсем мало.
Он буркнул:
– Да ничем не отличались. Но этот – совсем иной цветок. Пока дикий, как терновник, но из терновника терпеливые садоводы вывели дивные прекрасные розы!.. А ты отличие этого мира еще не заметила?
Она вздохнула, снова пощекотала ресницами ему руку, с удовольствием замечая, что он ощутил, оценил.
– К сожалению, мой дорогой рыжий зверь, долгая жизнь не дает ни особых знаний, ни какого-то особого превосходства.
Олег сказал успокаивающе:
– Да ладно тебе! Мы знаем, он оставил тебя как лучшее из всех своих творений.
Она лукаво улыбнулась.
– А не человек ли самое лучшее?
– Человек – самое нужное, – возразил он серьезно. – Даже, возможно, необходимое. Хотя трудно предположить, что Богу что-то может понадобиться, но я не христианин, могу смотреть со стороны и говорить правду.
Она охнула.
– Олег, ну ты и наглец! Как может Богу что-то понадобиться? Да еще от… им же сотворенного из праха?
Олег проворчал недовольно:
– Откуда я знаю? Да вот чувствую… Мы ведь тоже могли бы и дальше собирать корешки в лесу, выковыривая голыми руками. Но вот придумали лопату… Возможно, для Бога мы инструмент, с помощью которого тоже хочет копать глыбже.
– Ну и наглец, – повторила она потрясенно.
– Я такой, – согласился он и дерзко ухмыльнулся. – По образу и подобию.
– Значит, – повторила она, все еще не веря в услышанную наглость, – он с помощью людей хочет сделать то, что не в состоянии сделать сам?
– Ну да. Что-то в этом роде. Ладно, спи, а то уже светает. Договорились, одеяло не стягивать!
– И не лягаться, – пробормотала она послушно. – А то удавишь, помню.
Некоторое время она лежала тихо, прислушивалась к его ровному дыханию. Выждав, спросила шепотом:
– Почему не спишь?
– Не знаю, – ответил он негромко. – Недостаточно устал, мысли всякие…
– Грубый ты, – упрекнула она. – Хотя бы соврал, что тебя волнует мое присутствие… Ого, в самом деле волнует!
– Да это я так, задумался, – объяснил он неуклюже, однако Лилит уже отшвырнула одеяло и снова оказалась на нем, прижалась всем горячим чувственным телом, он ощутил, как жар перетекает в его тело, и без того раскаленное, будто вынырнул из кипящего масла. Она припала к его губам, и хотя Олег никогда не любил целоваться, какое-то глупое занятие, но сейчас ощутил странную сладость, от которой по телу побежали щекочущие мурашки.
Руки их сплелись, она охнула, закусила губу, выгнулась, мышцы напряглись в болезненно-сладкой истоме. Она чувствовала, как гаснет разум, а власть над телом берет древняя мощная сила, намного более сильная, грубая, могучая, не знающая преград.
Потом, когда дыхание у обоих шло с хрипами, а грудные клетки жадно вздымались, хватая открытыми ртами воздух, они долго лежали, медленно и неохотно возвращаясь в этот приземленный мир. За окном все еще темнота, зря Олег пугал ее близким рассветом, лишь тоскливо замыкала далеко внизу разбуженная корова, да еще донесся слабый волчий вой.
Лилит повернулась к нему, снова забросив ногу ему на живот, чуть ли не на грудь, голову пристроила на могучем бицепсе. Прошептала тихонько потерянным голосом:
– Я уж думала, что меня ничем не удивишь. И все мужчины всегда будут намного слабее и проще меня…
Он проговорил лениво:
– А разве не так? Томас так восхвалял твое древнее происхождение, но никак не решался сказать, насколько оно древнее. Думаю, у него просто язык не поворачивался. Примерзал. А то и вся кровь замерзала, как у лягушки в декабре.
– Ну и что, – сказала она. – Сколько их было, этих мужчин, но никого я не признавала даже равным! И ни один так и не стал моим мужем.
Он хмыкнул.
– А этот, как его… Азазель?
Лилит возразила оскорбленно:
– Мужем? Нет, никогда!
– Но я как-то читал в старых хрониках…
Она фыркнула:
– Мало ли что набрешут!.. мужем у меня может быть только тот, кого я сама признаю, что он сильнее.
Он спросил с недоверием:
– И что же, за все время с начала создания мира…
Она скромно опустила веки, тень от длинных ресниц упала на бледные щеки.
– Ах, Олег, тебе в это трудно поверить? Мне – тоже. Да, за все время с начала создания света я не встретила никого сильнее. Мужчин было много, верно, но сильнее… Не забывай, кто меня создал!.. А все остальные существа – это уже, как понимаешь, прах от праха…
Он взглянул остро.
– Но я тоже прах.
Помолчал, она выговорила с трудом:
– Именно это я и говорила себе все время. Повторяла и повторяла. Убеждала, что ну никак не можешь быть сильнее. Ну не может человек самостоятельно так раздуть в себе искру, что станет ярче чистого света, из которого создана я!
Он слушал, слегка кивнул, развел руками.
– Ну, я тоже так думаю.
Она возразила:
– Это не так! Ты – сумел. Не знаю как, но сумел. Первым сделал то, к чему так стремился Творец, на что он рассчитывал, создавая то, что считает шедевром. И как странно… даже причудливо, что его покорные ученики мрут, как мухи, а ты – бунтарь, не признающий Его вообще… сумел… сумел первым… Олег, ты хоть понимаешь, что ты – Первый?
Он покачал головой, зеленые глаза блеснули злостью, в голосе прозвучал нешуточный гнев:
– Не понимаю и не принимаю. Я не хочу быть ни первым, ни последним в чьем-то войске, цели которого мне чужды и непонятны. Спи, а то удавлю!
Он отвернулся, выбравшись из-под ее ноги и высвободив руку, схватил скомканное ногами одеяло и укрылся до плеч. Лилит выждала, прильнула тихонько к его спине, чувство умиротворенности и защищенности тут же разлилось по телу, она заснула сразу и очень крепко.