Возвращение в ад
Шрифт:
– Это надолго?
– также кивая и забирая у него карточку, спросил я.
– Боюсь, что - да, пару часиков придется подождать, - он недвусмысленно и нагловато рассматривал Викторию, которая в свою очередь рассматривала карточку с нашим порядковым номером.
– Вы что: и животных с собой забираете?
– обращаясь ко мне, спросил "шестерка".
– Да.
– Не рекомендуется.
Виктория кинула на него быстрый взгляд.
–
– недоуменно спросил я.
"Шестерка" помолчал еще немного, а потом решился.
– Мастер, все можно устроить, если, конечно, договоримся. Я о этого ничего не имею, но есть человек, он может все: и очередь вам тут же устроим и возьмете с собой, что угодно. Ему понравился ваш попугай, коллекционер, понимаете, - он кивнул головой, - это случайно не говорящий, не гаукамая?
– Сволочь, - проскрипел сразу выдавший себя Федька, - пошел вон!
Виктории вмешалась раньше, нежели я успел помешать, ответив первым; она шагнула вперед, и я тут же узнал это отчаянное выражение лица, которое видел у нее однажды во сне, когда, открыв дверь, находил ее висящей, поджав под себя ноги, в воздухе: блестела обнаженная кожа и дыбом стояли волосы: теперь она шагнула вперед, зло раздувая маленькие ноздри, и зашептала:
– Слушай ты, халдей, тебе сказали - пошел вон! С паршивой овцы хоть шерсти клок, да? Не получишь ничего. И очередь устроишь тут же - это не ты пририсовал здесь нолик?
– я действительно заметил на карточке рядом с типографской цифрой "13" пририсованный похожий, но все же отличающимися чернилами "О".
– Понял! Пошел вон!
– и хлестнула карточкой по вытянувшейся и обиженной физиономии "шестерки".
Схватившись за щеку, он засеменил, почти побежал; от нас через зал, почему-то припадая немного на левую ногу…
– Господи, какая я дура!
– простонала немного погодя Виктория, прижимая к груди довольно клокочущего горлом Федьку, - Только испортила напоследок настроение!
– Ничего, - попытался успокоить ее я, хотя зазубренные края досады холодным обручем сжали душу.
– Слушай, - вдруг зашептала она, находя мою руку; - а если мы встретимся там, мы узнаем друг друга?
Читая мольбу в ее глазах, я хотел сказать, да, конечно, я везде тебя узнаю, но не смог, не имело смысла лгать, и ответил, пожимая в ответ ее руку:
– Вряд ли, девонька, вряд ли, - и чтобы сгладить впечатление от своих слов, попробовал пошутить, неуклюже перевирая первую строчку стиха: - Помнишь: "Но когда наступило за гробом свиданье, в новом мире друг друга они не узнали"?
– Нет; ты просто не веришь, душа моя, а я найду тебя, почую, найду, обязательно.
И в это время по трансляции громко объявили:
– Номер "13", приготовьтесь!
Я притянул ее голову к себе, поцеловал чуть напрягшиеся губы, но она отвернулась и прошептала чуть слышно:
– Все, душа моя, прощай, прощай, хороший мой, я найду тебя…
…Последнее, что я запомнил, войдя в узкую кабинку с металлическим полом, предварительно сбросив у двери ненужную теперь одежду, было ощущение полного освобождения от навалившейся умопомрачительной тяжести и тоски, когда по содрогнувшемуся позвоночнику проскочила первая ниточка включенного электрического тока, затем острые холодные спицы проткнули мое уже почти бесчувственное тело, ледяной блеск плоского лезвия рассек мне, еще не потерявшему сознание, грудину от горла до паха, и в тот же момент в заволакиваемом дымкой мозгу появилось лицо карликафлейтиста в островерхой шляпе с медными бубенцами; распускаясь цветком, появился неземной звук флейты, и я, став легче воздуха, по винтом уходящей вверх петле этого звука, все набирая и набирая скорость, ощущая в ушах звездный ветер, чьи порывы выдували из меня невнятные остатки памяти, полетел, и когда скорость стала совсем невыносимой, видение внезапно сорвалось с резьбы, лопунала последняя ниточка, и увидел то, что мечтал увидеть: огромное старое ветвистое дерево, что росло во двореколодце по Социалистической улице, зеленое и корявостройное, подпирающее верхушкой прогнутое высокое бирюзовое небо; моя голова закружилась еще сильней, вместе с ней закружилось и дерево, штопором вкручиваясь в небесный купол; ветви замелькали, замельтешили, как спицы в колесе; вращение стало еще быстрее; вот уже дерево превратилось в одну черную точку на голубом фоне; точка вздрогнула, проклюнулось окошечко, расширяясь прямо на глазах; последним рывком я просунул в него свои крошечные морщинистые ручки и ножки и, внезапно забыв все, что было раньше, пропищал:
– Уа-уа!!!
1979 г.