Возвращение в Арден
Шрифт:
Я позвал ее по имени.
Шум усиливался – шепчущее шуршание резало мне уши. Ее рот открылся, и я увидел, что вместо зубов у нее белые, отполированные водой камни. Лицо ее было маской из листьев, руки превратились в древесные сучья.
Я упал навзничь и ощутил под руками гладкое дерево. Воздух забил мне легкие, как вода. Я понял, что кричу, только когда услышал собственный крик.
– Открыл глаза, – сказал голос. Я увидел перед собой раскрытое окно и раздуваемые ветром занавески. Стоял день. Воздух был обычным, легким.
Другой голос:
– Вы
– Он жив, – сказала женщина. – Слава Богу.
Очнулся я в постели. Было еще светло, и внизу звонил телефон.
– Не обращайте внимания, – сказал кто-то. Я повернул голову; в кресле возле двери сидела Алисон с книгой – одной из тех, что я отдал Заку. – Телефон звонил все утро. Это шериф Говр. Он хочет о чем-то с вами поговорить, – на последней фразе она потупила глаза.
– Что случилось?
– Хорошо, что вы не курите. Иначе вас разбросало бы по всему полю.
– Что случилось?
– Вы включали газ?
– Какой газ?
– На кухне. Он был включен почти всю ночь. Миссис Сандерсон сказала, что вы выжили только потому, что были наверху. Я разбила окно на кухне.
– А кто его включил?
– Это вопрос. Миссис Сандерсон утверждает, что вы пытались покончить с собой.
Я потрогал лицо. Царапин не было. Бинт на левой руке держался нормально.
– А свет?
– Погас. Лампы, похоже, лопнули. Черт, вы должны были чувствовать запах. Сладкий такой.
– Я его чувствовал. Я сидел за столом, а потом вдруг очутился на полу. Мне показалось, что мое тело стало невесомым.
– С этим домом что-то не так. Два дня назад, когда вы вернулись, свет во всем доме вдруг зажегся. Сам по себе.
– Ты тоже это видела?
– Конечно. Я была в своей комнате. А прошлой ночью свет вдруг выключился. Отец говорит, это что-то с проводкой.
– А он не сказал, что ты должна держаться от меня подальше?
– Я обещала, что уйду, как только вы придете в себя, Я вас и обнаружила. Говр звонил нам и сказал, что вы не берете трубку. Сказал, что ему срочно нужно с вами поговорить. Отец спал, вот я и пошла. Дверь оказалась закрыта, тогда я влезла через окно в нижнюю спальню и тут почуяла запах газа. Я разбила окно в кухне, чтобы газ вышел, и пооткрывала все другие окна. Потом пошла наверх. Вы лежали на полу.
– А когда это было?
– Около шести утра. Или чуть пораньше.
– Ты в шесть уже встала?
– Я только вернулась домой. Ну вот, я увидела, что вы живы, и тут появилась миссис Сандерсон. Она сразу позвонила в полицию. Она почему-то решила, что вы хотели себя убить. Потом она ушла и сказала, что вернется завтра. Если она нужна вам сегодня, позвоните ей. И Говру я сказала, что вы позвоните ему, когда вам станет лучше.
– Спасибо, – сказал я. – Ты спасла мне жизнь. Она с улыбкой пожала плечами:
– Если кто и сделал это, то старик Говр. Это ведь он попросил меня сходить к вам. К тому же, все равно скоро бы пришла миссис Сандерсон. И вы не собирались умирать.
Я поднял брови.
– Вы тут ходили. И издавали разные звуки. Меня узнали.
– С чего ты взяла?
– Вы
– Ты правда думаешь, что я хотел себя убить?
– Нет, – она встала, зажав книгу под мышкой. – Я думаю, вы не такой дурак. Да, совсем забыла. Зак благодарит вас за книги и хочет снова увидеться.
Я кивнул.
– Вы уверены, что с вами все в порядке?
– Уверен, Алисон.
У двери она остановилась и повернулась ко мне. Она открыла рот, потом закрыла и наконец решилась сказать:
– Я очень рада, что с вами все обошлось. Телефон зазвенел снова.
– Не беспокойся, – сказал я. – Я уже знаю, в чем дело. Белый Медведь хочет пригласить меня на ужин. И знаешь, я очень рад, что ты оказалась здесь.
– Давай немного расслабимся, прежде чем касаться серьезных вопросов, – предложил шериф Говр два дня спустя, вытряхивая в чашку ледяные кубики. Моя интуиция меня не подвела, хотя бы частично. Я сидел в большом продавленном кресле в гостиной Белого Медведя, в той части Ардена, где я в прошлый визит припарковал свой “нэш”. В большом доме Говр жил один. На одном из кресел громоздилась кипа старых газет; красная обивка дивана засалилась от времени; кофейный столик украшала батарея банок из-под пива. На спинке кресла висел пистолет в кобуре. С двух концов дивана светили две большие лампы с подставками в виде глухарей. На стенах темно-коричневые обои – жена шерифа, кто бы она ни была, явно боролась с условностями. Висящие там же картины, я мог поклясться, были повешены не ею: фото самого Белого Медведя в рыбацкой шляпе, держащего удочку с пойманной форелью, и репродукция “Подсолнухов” Ван Гога.
– Я обычно немного выпиваю после обеда. Что хочешь: бурбон или опять-таки бурбон?
– Отлично.
Его готовка меня приятно удивила. Тушеное мясо, хоть и незамысловатое, хорошо приготовленное, было не тем, чего ожидаешь от двухсотсемидесятифунтового мужчины в мятом полицейском мундире. Тут больше подошел бы пережаренный бифштекс.
Одна из причин приглашения прояснилась сразу же:
Белому Медведю редко с кем удавалось говорить по душам. Весь ужин он говорил не о моей предполагаемой попытке самоубийства, не о новой трагедии, случившейся в городе, – он говорил о рыбалке. Удочки, наживка, морская и речная рыбалка, рыбалка раньше и сейчас, и “На Мичигане считают, что их лосось лучше всего, но нашу форель я не променяю на десяток этих лососей”, и “Иногда я просто люблю посидеть с удочкой в тени, без всякого клева, как какой-нибудь дедуля”. Под этот разговор я сжевал несколько ломтей сочного мяса с овощами и густой подливкой.
Он отнес тарелки в раковину и, судя по звуку, залил водой; потом вернулся с бутылкой “Дикой индейки” под мышкой, чашкой с кубиками льда в одной руке и двумя бокалами в другой.
– Мне кое-что пришло в голову, – сказал я, пока он ставил все это на стол.
– Что же?
– Мы все одиноки – все четверо. Дуэйн, Пол Кант, ты и я. У тебя ведь была жена? – обстановка дома делала ответ очевидным; дом Белого Медведя странно напоминал мне дом Пола Канта, только он хранил следы вкуса более молодой женщины, жены, а не матери.