Возвращение в Брайдсхед
Шрифт:
— Одна комната там еще не занята. В ней собирался поселиться Баркер. Но он выставил свою кандидатуру в президенты Союза и думает, что теперь ему удобнее поселиться поближе.
У нас обоих возникла мысль, что в этой комнате мог бы поселиться я.
— А вы куда едете?
— Я собирался жить на Мертон-стрит вместе с Себастьяном Флайтом. Это теперь пошло прахом.
Однако предложение так и не было произнесено, и момент прошел. На прощанье он сказал: «Желаю вам найти себе кого-нибудь в компанию на Мертон-стрит». А я сказал: «Желаю вам найти себе кого-нибудь в компанию на Иффли-роуд», — и больше никогда не говорил с ним.
До конца семестра оставалось десять дней; я кое-как прожил их и приехал в Лондон, не имея, как и год назад, при совсем других обстоятельствах, никаких определенных планов.
— А этот твой удивительно красивый приятель, — спросил отец, — он не приехал с тобой?
— Нет.
— Я уж было думал, что он решил совсем к нам перебраться. Жаль, он мне нравился.
— Отец, ты непременно хочешь, чтобы я получил диплом?
— Я хочу? Господи помилуй, почему бы я мог хотеть этого? Мне он совершенно ни к чему. Да и тебе, насколько могу судить, тоже.
— Вот и я думаю точно так же. Мне кажется, снова возвращаться в Оксфорд будет напрасной тратой времени.
До этой минуты отец только вполуха слушал, что я говорю; теперь он положил книгу, снял очки и внимательно посмотрел на меня.
— Тебя исключили, — сказал он. — Брат предупреждал меня.
— Нет. Никто меня не исключал.
— Ну так о чем же тогда весь этот разговор? — неодобрительно спросил он, надевая очки и разыскивая место в книге. — Все проводят в Оксфорде по меньшей мере три года. Я знал одного человека, которому потребовалось семь лет, чтобы получить диплом богослова.
— Просто я думал, что, раз я не собираюсь заниматься ни одной из профессий, где нужен диплом, наверно, лучше будет сейчас же приняться за то дело, которое я для себя избрал. Я намерен стать художником.
Но на это отец мне тогда ничего не ответил. Однако мысль, как видно, запала ему в душу; когда мы в следующий раз заговорили на эту тему, она уже твердо в нем укоренилась.
— Если ты будешь художником, — сказал он в воскресение за завтраком, — тебе понадобится студия.
— Да.
— Ну а здесь нет студии. Нет даже комнаты, которую удобно было бы использовать под студию. Не могу же я допустить тебя заниматься живописью в галерее.
— Конечно. Я и не предполагал.
— И я не могу допустить, чтобы в дом набивались обнаженные натурщицы и художественные критики с их ужасным жаргоном. И потом, мне не нравится запах скипидара. Я полагаю, ты намерен браться за дело всерьез и писать масляным красками.
Мой отец принадлежал к тому поколению, которое делило художников на серьезных и несерьезных в зависимости от того, пишут ли они маслом или акварелью.
— Едва ли я буду писать первый год. И потом, я вообще, вероятно, поступлю в какую-нибудь художественную школу.
— За границей? — с надеждой спросил отец — Говорят, за границей есть превосходные школы.
Дело продвигалось гораздо быстрее, чем я предполагал.
— За границей или здесь. Мне надо сначала оглядеться.
— И оглядись за границей, — сказал он.
— Так ты согласен, чтобы я оставил Оксфорд?
— Coглaceн? Мой дорогой мальчик, тебе уже двадцать года
— Двадцать, — поправил я. — Двадцать один в октябре.
— Только-то? Мне представлялось, что это тянется yже так давно.
Завершает этот эпизод письмо от леди Марчмейн. «Дорогой Чарльз, — писала она, — сегодня утром Себастьян уехал от меня за границу к своему отцу. Перед его отъездом я спросила, написал ли он вам, и он ответил, что нет, так что это должна сделать я, хотя не знаю, как я смогу выразить в письме то, что не сумела выразить во время нашей последней прогулки. Однако нельзя, чтобы вы оставались в неведении. Себастьяна исключили из колледжа только на один семестр и согласны взять назад при условии, что он поселится у монсеньера Белла. Пусть он решает сам. Между тем мистер Самграсс любезно согласился взять его пока под свое покровительство. Как только он вернется от отца, мистер Самграсс берет его с собой в поездку по Ближнему Востоку, где мистер Самграсс давно уже хотел обследовать местные православные монастыри. Он надеется, что это может стать новым интересом для Себастьяна.
На рождество, когда они возвратятся, я знаю, Себастьян непременно захочет увидеть вас, и мы все тоже. Надеюсь, ваши планы на будущий семестр не очень сильно расстроились и всё у вас пойдет хорошо.
Искренне Ваша
Тереза Марчмейн.
Нынче утром я пришла в садовую комнату, и мне было так грустно».
Книга вторая.
БРАЙДСХЕД ПОКИНУТЫЙ
Глава первая
— И как раз когда мы поднялись на перевал, — рассказывал мистер Самграсс, — сзади раздался стук копыт и два солдата проскакали в голову каравана и повернули нас обратно. Их послал за нами генерал, но еще немного, и они бы опоздали. Наступал такой час, когда путешествовать в горах было небезопасно.
Он сделал паузу. Слушатели молчали, понимая, что он хочет произвести впечатление, но не зная, как выразить ему свой интерес.
— Час банд? — рискнула Джулия. — Ну и ну!
Чувствовалось однако, что этого ему недостаточно. Наконец молчание нарушила леди Марчмейн:
— Но джаз-банды в тех местах, я думаю, не представляют интереса.
— Дорогая леди Марчмейн, бог с вами. Банды разбойников, бандиты. — Рядом со мной на диване Корделия давилась беззвучным смехом. — Горы кишат ими. Отставшие солдаты армии Кемаля, греки, оказавшиеся отрезанными при отступлении. Народ отчаянный, можете мне поверить.
— Умоляю, ущипните меня, — шепнула Корделия. Я ущипнул ее, и стоны в пружинах дивана смолкли.
— Благодарю, — сказала она, вытирая глаза рукой.
— И вы так и не добрались до этого места — как оно там называется? — сочувственно сказала Джулия. — То-то, наверно, ты был раздосадован, Себастьян?
— Я? — Голос Себастьяна прозвучал из темноты за пределами света, падавшего от лампы, и тепла от горячих поленьев, за пределами семейного круга, в стороне от фотографий, разложенных для показа на ломберном столике. — Я? По-моему, меня в тот день с ними не было, верно, Сами?