Возвращение в долину
Шрифт:
— Как тебе угодно. Но я тебя предупреждала, — она поджала губы, сканируя комнату взглядом. Указала пальцем на стол. — Оттуда ничего забрать не хочешь?
Эва пожала плечами. На столе лежал недавно найденный дневник и колода таро в истрепавшемся мешочке.
— Вот это. Можно?
— Зачем спрашиваешь? Это твои вещи. Они лежат в твоем доме. Ты всегда можешь за ними вернуться.
— Ты заложила дом, — напомнила девушка. Хелена невозмутимо хмыкнула.
— Уж лучше, чем брать деньги у фейри. Они превращаются в жухлые листья.
Эва с трудом сдержала стон, подошла
— Как вы вообще собираетесь выводить фестиваль на окупаемость? — поинтересовалась девушка, как бы между прочим. Просьба Ричарда поговорить по поводу сотрудничества болезненно ввинчивалась в мозг, раздражая, как писк комара в ночной прохладе. Хелена пожала плечами.
— Мы будем продавать свечи.
— Свечи?
— Для праздничного шествия. Пойдем, покажу.
Она махнула рукой, приглашая в свою мастерскую. В кабинет Эва не заходила без разрешения матери. Эта дурацкая привычка осталась у нее с детства. Хелена очень следила за своим личным пространством, поэтому даже сейчас, будучи взрослой, Эва чувствовала себя неуютно, оказываясь в помещениях, занимаемых Хеленой, без разрешения. Или приглашения. Даже, если ей просто нужно было что-то забрать.
Мрачная мастерская на первом этаже преобразилась. Как будто стала меньше. И повсюду стояли свечи: большие и маленькие, толстые и тонкие, в воздухе пахло воском и травами. На языке сразу скопилась горечь от запахов полыни и зверобоя.
— Чем вы их напичкали?
— Полынь, зверобой, бузина, рута, — пожала плечами Хелена. — Базовый набор для защиты от темных сил. Самайн, как-никак.
— А кроме свечей что-то будет? Не знаю, там… шоу. Музыканты.
— Бекки хотела вывезти к нам группу из дома престарелых. Они прекрасно играют на струнных, Паркинсон им в помощь.
— Это провал, — констатировала Эва и, не говоря больше ни слова, вернулась на кухню, где Иви уже заваривала чай и нарезала привезенный Чарли шоколадный торт.
Молодой человек чувствовал себя, как дома. Он помогал доставать посуду и мыл тарелки. На секунду Эву даже охватила… ревность. Чарли с его легким характером смотрелся в этом доме куда уместнее, чем она сама.
— Торт — просто фантастика, — щебетала Иви. — Мне никогда не удавалась сладкая выпечка, а вот Хелене — да. Эва, кстати, унаследовала это от нее, они обе похожи на ведьму из сказки братьев Гримм, та, что жила в пряничном домике. Мне кажется, от скуки они могли бы такую вещь и соорудить.
— Я не против, — смеялся Чарли. — Я не знаю, есть ли что-то, с чем Эва не может справиться.
— Со своим упрямством, — хихикнула Иви. — Но это у нее тоже от матери. Поэтому им нужен кто-то вроде нас с тобой, чтобы мягко напоминать им, что не все в этой жизни нужно брать с наскока.
— Я, вообще-то, здесь, — подала голос Эва. Тетка развернулась и тут же звонко рассмеялась.
— А я тут тебя хвалю, моя радость. Хелена показывала тебе свечи? — спросила она и продемонстрировала свои руки. На пальцах было несколько свежих ожогов. — Воск очень капризен в работе. А может, у меня просто руки не из того места.
— Вы что, делаете все сами? — ужаснулся Чарли.
— Приходится, — пожала плечами Иви. — На самом деле, тут ничего сложного, мы уже почти выполнили план на этот месяц.
— А вы не думали пригласить кого-нибудь? Художников, музыкантов, артистов. Чтобы был прям праздник, а не распродажа свечей и шествие непойми куда, — поинтересовалась Эва, уперев руки в бока.
— Собирались, но единственная моя знакомая художница — это ты, — подала голос вернувшаяся на кухню Хелена. — Раз уж ты сама предложила, я буду рада принять тебя в качестве участницы на фестивале. Прости, денег нет, но ты можешь забрать свечу бесплатно.
— А может, ты просто откажешься от этой затеи? — простонала Эва. Чарли замотал головой, пытаясь остановить девушку, пока не стало слишком поздно, но не успел.
Хелена снова пришла в ярость.
— Я не остановлюсь, пока я — единственный человек, которому не плевать на дальнейшую судьбу Сторрса.
— С городом все будет хорошо, — процедила Эва. — О фестивале немного погудят в газетах, а потом опять забудут на всю оставшуюся жизнь, потому что он будет тухлым.
— И что ты мне предлагаешь?
— Ричард хочет…
— Ни слова больше, — взвилась мать. Кровь прилила к ее лицу, окрашивая кожу пунцовым. Казалось, еще секунда, и тонкие сосуды лопнут. Но этого не произошло. Хелена просто покачнулась и тяжело осела на стул. Эва тут же, позабыв о споре, подскочила к матери, но та отмахнулась. — Уходи.
Эва отшатнулась, слова, произнесенные сухо, безразлично, ударили больнее пощечины.
— Мам…
— Убирайся. Если ты не желаешь прислушиваться ко мне, то почему я должна делать то же самое? Уходи. И возвращайся, когда поумнеешь, — приказала она.
Эва выпрямилась. Напряжение, копившееся в теле с утра, смесь усталости, тревоги и страха — все это вдруг схлынуло и сменилось облегчением. Чувством собственной правоты. Она до последнего надеялась, что мать будет делать шаги ей навстречу, признает свой недуг, но в глубине души она знала — ничего подобного не случится. И сейчас ее пророчество сбылось. Хелена сидела, бледная, трясущаяся и выгоняла ее прочь. И Эва была рада исполнить ее просьбу.
Домой ехали молча. Чарли не спрашивал, не учил жизни. Даже старался лишний раз не поглядывать в ее сторону. Только на светофорах, когда машина останавливалась, он снимал руки с руля, чтобы нащупать ладонь Эвы и сжать ее в своей. Потом было несколько секунд сопения при подъеме по лестнице, контрастный душ. Легли спать тоже молча. Словно их прокляли.
Наутро Чарли сделал вид, что все нормально. Приготовил завтрак и целый час листал фотографии домов на побережье, рассказывая Эве, как здорово будет переехать куда-нибудь южнее, где зимы мягче, а лето похоже на лето.
* * *
— Объясни мне, старой грешной дуре, что произошло опять? — рыкнула Иви, когда Хелена осушила два кувшина воды и приобрела нормальный цвет кожи. Хелена перестала опираться о столешницу, а это значило, что она могла выдержать шквал сестринской ярости. — Неужели тебе обязательно все портить?