Возвращение в Москву
Шрифт:
Столичный аэропорт под названием «Гбессия» располагался на полуострове Калум, в северо-восточной его части. Здание аэропорта из иллюминатора виделось крошечным – бетонная коробочка с балконом для встречающих, чтобы можно было махать издали. Подкатили трап, и Юра с Юлией в череде немногочисленных пассажиров вышли в удушливую жару африканского Атлантического побережья.
Их встречали прямо у трапа, на посольском «Москвиче», не слишком новом, пропахшем внутри бензином.
– Меня укачает, – пробормотала сонная после долгого перелета Юлька, когда залезла в салон с не присущей ей неуклюжестью.
Мимо пальм, что окружали летное поле, их повезли в посольство, на квартиру. Дорога шла предместьями, застроенными низкими неприглядными бетонными или каменными домиками, крытыми жестью, часто проржавевшей, или соломой. Потом выехали к дамбе, соединяющей длинный, узкий, уходящий в океан полуостров с большим
– Остров Тумбо, – сообщил встречавший их сотрудник посольства. – Там деловой и торговый центр Конакри, административные здания, министерства, президентский дворец, банки – есть, между прочим, и наполовину частные. Со стороны океана – портовые терминалы. К побережью-то, к материку, корабли не подходят – мелко, царство рыбаков. Зато какие пляжи! И не бывает штормов. Должно быть, архипелаг прикрывает. Ласковый берег, одним словом. А во время отлива вода отходит чуть ли не на полкилометра. И живности тогда на обнажившемся дне!.. Местные выходят на промысел с корзинами.
Юра и сам не знал, что ожидал увидеть. Но Конакри, гвинейская столица, показалась ему даже через окно машины грязноватой, буйная уличная зелень – неяркой, сероватой, запыленной. Улицы были многолюдны, оживленны в этот вечерний час. Много было праздных курящих мужчин в белых балахонах. Женщины вид имели деловой и жизнерадостный. Почти проснувшаяся Юлька наблюдала с любопытством, а потом воскликнула с детской непосредственностью:
– Юра, смотри-ка! Это мода такая, не иначе! Женщины чуть не все в таких интересных пестрых юбках и в черных бюстгальтерах. И одна бретелька обязательно кокетливо сброшена с плеча.
– Юбки называются пани, – охотно объяснил молоденький водитель, который, сразу было видно, положил глаз на Юльку и все вертелся, чтобы взглянуть на нее. – Они здесь везде продаются. Вы себе обязательно купите, знаю я женщин. Все, кто приезжает, дамы, я имею в виду, обязательно запасаются такой вот пани. А у здешних девушек в моде также и полицейская форма, скажу я вам. Самые эмансипированные здесь работают регулировщицами. Светофоров мало, вот и машут красавицы жезлами на перекрестках, даром что мусульманки.
Наплывал вечер, и, затмевая тусклое уличное освещение, разгорался закат над океаном – небесное представление, которое многие месяцы будет и восхищать, и тяготить своей непременностью даже и в дождливое полугодье, и всю жизнь будет вспоминаться эта светомузыка – шелест пальм под бризом, мягкий, но мощный, всеохватывающий, гул океана и буйство горячих красок над ним – неохотно затухающий пожар.
Посольство располагалось на берегу океана, и территория его, надежно огражденная, была обширна. Несмотря на довольно поздний час, Юрий Алексеевич и Юлия Михайловна были препровождены на второй этаж одного из зданий и представлены послу. Посол, пожилой, седой, оказался человеком вполне приятным. Он принял новоприбывших в своих апартаментах, в обстановке официальной: то ли в большом кабинете, то ли в комнате для заседаний, через которую тянулся длинный стол под зеленым сукном, а по стенам были развешаны знакомые портреты, и в углу стояло зачехленное знамя при гипсовом бюсте Ленина.
– Юлия Михайловна! Юрий Алексеевич! – радушно, хотя и несколько устало, приветствовал посол новичков. – Мы вас ждали именно сегодня. Здоров ли Михаил Муратович? Много лет назад наши пути, бывало, пересекались в разных странах, на разных континентах… Нет-нет, не улыбайтесь так лукаво, Юлия Михайловна, вовсе не в дурном смысле – мы сотрудничали… на благо родины, как вы понимаете. Между прочим, я вас помню маленькой девочкой, упрямицей и капризулей. А вас, Юрий Алексеевич, товарищ Мистулов нам настоятельно рекомендовал как человека небесталанного и сообразительного. Качества ценные… Сегодня уж поздно, вас проводят на квартиру. Жилой корпус здесь же, на территории посольства, а рядом – бассейн. Завтра прямо с утра, будьте добры, Юрий Алексеевич, заглянуть к кадровику, а потом познакомиться со своим непосредственным начальством. И приступайте к работе сразу же, с первого же дня, набирайтесь опыта. Михаил Мистулович небось наставлял вас по этому поводу? Ну, я не сомневался. Слушайтесь стариков, молодые люди. Я-то в вашем возрасте полагал, что жизненный опыт – это масса ценных знаний о том, как не следует вести себя в ситуациях, которые больше никогда не повторятся. Ан нет – повторяются. В молодости мы накапливаем прецеденты, это наше оружие, Юрий Алексеевич, оружие небесталанных и сообразительных… С возрастом поймете, Юрий Алексеевич. Хотя случается, поговаривают, мудрость и не приходит вместе с возрастом, возраст приходит один, хе-хе. Позвольте теперь пожелать вам доброй ночи и – на дальнейшее – успешной деятельности.
– Мне не нравятся те, кто помнит меня «маленькой девочкой, упрямицей и капризулей».
– Морское побережье, – объяснил им на следующий день немолодой унылого вида – вислоносый и вислогубый – кадровик по имени Леонид Сергеевич. – Что вы хотите? У моря чаще всего не хватает пресной воды. Случается, напора и вовсе нет, поэтому держим запас и обновляем его регулярно. Но посольство по сравнению с другими местами снабжается водой вполне прилично, и душ можно принять практически всегда. Вы не представляете даже, как у нас те же геологи живут в своем «поместье»! А работа у них не приведи господь – съемка. Французы-то ничего не оставили, когда уходили, забрали с собой все оборудование, все результаты исследований, все карты. Вот теперь наши и ходят пешочком по саванне, по джунглям, со всем барахлом в горку под теплым солнышком, а змей там – несчитано, и везде-то лезут. Случилось как-то: одного гаденыша, мне рассказывали, вынули аж из бурового снаряда. Рабочего укусил, еле спасли, и все равно рука высохла. Еще есть такая смертельно ядовитая дрянь – черная мамба, из аспидов. Слышали о таких? Длиннущая, метров до трех, любит по деревьям ползать. Нападает. Прямо сверху бросается. Ну и вдобавок множество всяческих удовольствий: скорпионы, москиты, термиты, страшенные осы… А вы говорите, вода плохо течет. Так течет же! И бассейн вам, хоть не вылезайте оттуда, и океан без акул, им тут мелко, и фрукты расчудесные, и цветы, и пальмы, и ботанический сад – приятное местечко. Вот вы с супругой моей познакомьтесь, ее Жоржетой Романовной зовут, она быстренько вас совратит. В том смысле, что чуть не все денежки, которые я здесь зарабатываю, ма шер тратит на золотишко. Здесь тьма-тьмущая ювелирных лавок и мастерских, и гвинейцы ловко, признаться, крутят из золотой проволочки всякие штуковины в огромных количествах. Брошки, сережки, перстенечки, браслетики… Смерть мужьям! В общем, обживетесь, освоитесь. Не забывайте только каждый день принимать «делагил», это от малярии, профилактика, одних прививок недостаточно. Я думаю, вам уже говорили, но напоминаю на всякий случай. Дрянь, конечно, горчайшая, но малярия еще большая дрянь, поверьте человеку опытному…
– Завез ты меня, Юрка, – грустила Юленька под вечер, когда Юра с головой, раскалывающейся от банной жары и от огромного количества предложенных ему для изучения инструкций, явился на квартиру. – Он меня змеями, малярией и скорпионами что, нарочно пугал? – вспоминала она утреннюю беседу с кадровиком. – «Не ходите, дети, в Африку гулять»? А если уж так пришлось, то сидите себе лучше в четырех стенах, за высоким забором при бассейне, кушайте бананы и кокосы, а погулять захочется, так вас на поводочке выведет эта… ма шер… как ее там? Жоржета Ромуальдовна, что ли? Или Романовна? Оно, конечно, море, солнце, жара в самом конце осени, фрукты, всякая экзотика, но я-то балованная принцесса. Я-то много чего и получше видела. Папа был прав: вот что тебе приспичило изучать Африку? Ну ладно, Юрий Мареев, великий дипломат, как-нибудь переживем.
На следующий день Юлька познакомилась с той самой «ма шер», Жоржетой Романовной, супругой кадровика Леонида Сергеевича. Жоржета Романовна, тетка под пятьдесят, являла полную противоположность своему мужу, лицо которого будто бы оплывало вниз всеми своими чертами, и одни только уши торчали врастопыр, как у разозлившегося слона. У Жоржеты Романовны все стремилось вверх: и кончик по-детски облупленного носика, и бровки, и неглубокие морщинки на лбу, и непослушные кудельки, крашенные басмой под негритянку, и подбородок, и пышный, словно парадный каравай, бюст – хоть солонку ставь, столь гостеприимен был на вид, и даже арбузные ягодицы, крутыми гладкими взгорьями вздымавшиеся прямо от талии. Жоржета Романовна увешивала себя негритянским золотом и сияла – будто второе солнце освещало Африку. Кроме того, золотые крученые висюльки позвякивали на ходу так, что о приближении «ма шер» все обычно знали загодя.