Возвращение
Шрифт:
Едва мы закончили с уроками, открылась дверь, в которую просунулась голова Ольги.
– А почему вы не целуетесь? – разочарованно спросила она. – Поцелуйтесь, а то маме расскажу!
– Что ты расскажешь? – спросил я.
– Как что? Что вы целовались!
– А если поцелуемся, не расскажешь?
– Не расскажу, честное слово!
– Ну раз ты так хочешь... – улыбнулась Люся, потянувшись ко мне. – Учти, только ради тебя! Попробуй потом рассказать родителям, сама же будешь виновата! А я с тобой не буду дружить.
На этот раз она долго не разрывала поцелуй, так, что у меня даже
– Счастливая! – с завистью сказала сестра. – Прям как в кино!
– Ладно, – сказала Люся. – Ты играй с куклами или займись уроками, а нам нужно поговорить. Ну как все прошло?
– Нормально прошло. Сыграл я им и спел. Песня, как на заказ, патриотическая, про Белоруссию и слушать приятно. Плохо, что я еще голос не довел до нужной кондиции, хотя все равно никогда не спою так, как пели «Песняры». Будет скоро такой популярный ансамбль. Думаю, меня из-за нее пригласят в Минск. Интересно, что эта Василиса обо мне состряпает. Материала она набрала много, даже пару моих фоток забрала.
– А фотографии ей зачем? – ревниво спросила Люся. – У меня, кстати, ни одной твоей нет.
– С ума сошла к ней ревновать!
– Видела я, как ты по ней прошелся взглядом! – сказала подруга. – Не хуже Семеныча, только тот еще облизнулся. Не знаю, сколько ей лет, но на вид больше шестнадцати не дала бы. Только груди торчат, а так девчонка девчонкой! А тебе из-за твоих занятий спортом и пятнадцать можно дать! Может быть, ты не видел, зато я заметила, как она на тебя посмотрела и вздохнула! Небось будь у вас поменьше разница в возрасте...
– При чем здесь это? – искренне удивился я. – Запомни, что все мужчины провожают взглядом красивых женщин! В нас это просто заложено природой. Но когда есть одна-единственная, все эти игры в гляделки ровным счетом ничего не значат! Зачем еще кто-то, когда есть ты?
– Хорошо сказал! – подтвердила Ольга, про которую мы забыли.
– Слушай, чудо! – сказал я ей. – Если Люся мне станет невестой, ты ведь тоже будешь родственницей. Скажем, сестренкой. Не против?
– Точно? – на всякий случай уточнила она. – Брат это хорошо! У меня через месяц день рождения!
– Подарок за мной, – пообещал я. – И вообще, если что-то нужно, обращайся. Ладно, играй, а я пойду домой!
Я попрощался с родителями подруги и заторопился домой. Нога полностью прошла, и нужно было наверстывать упущенное.
На следующий день в школе все было, как обычно, словно вчера никто не приезжал. Но Новиков со мной все же поговорил, причем с самого утра, когда я переобулся в гардеробе и хотел рвануть к лестнице.
– Притормози, Геннадий! – сказал он, приближаясь со стороны учительской. У меня к тебе разговор на пару минут.
– По поводу вчерашнего? – пришел я ему на помощь. – Когда мы с Черзаровой стояли в коридоре? Если только это, то таких прогулок больше не будет.
Он кивнул и пошел к себе, а я понесся по лестнице, подгоняемый звонком.
Через несколько дней, я заметил, что отношение ко мне одноклассников все же начало меняться. Оно стало более уважительным, но прежней непосредственности в нем уже не было. Со мной всегда соглашались, будто я взрослый и авторитетный человек. Хлопки по плечам и другие
– Ты вырос и живешь теперь своими делами. В мяч тебе играть неинтересно, девчонок обсуждать – тоже. Любое наше занятие вызывает у тебя скуку. Я тебя прекрасно понимаю, мне тоже неохота возиться с Мишкой. К тебе у всех очень хорошее отношение, но, кроме учебы, у нас ничего общего нет. Твоя известность это только усилила.
Его брат Мишка был на пять лет младше и учился в одном классе с Ольгой. К Люсе девчонки тоже стали относиться иначе. Многие ей откровенно завидовали и своей зависти не скрывали. И дело было не только во мне. Если у тебя не хватает смелости что-то сделать или тебе это запретили, а кто-то рядом на эти запреты плюет, как ты к нему станешь относиться? Уж точно не дружески. Даже с Леной они перестали дружить, хоть внешне это было мало заметно. Люся потянулась к моей сестре, которая испытывала к ней симпатию. Поэтому она стала у нас задерживаться, и то время, когда я занимался делами, проводила в компании Тани.
Прошло четыре дня, и в четверг почтальонша принесла телеграмму, в которой было всего несколько слов: четвертого приеду пробы будь свободен Валентин.
– Четвертое – это завтра, – озабоченно сказала мама. – Придется мне завтра с утра идти в вашу школу к директору.
– Зачем? – пожал я плечами. – Есть телеграмма, а Новиков в курсе, так что я к нему сбегаю отпроситься сам. Заодно кое с кем повидаюсь. Валентин все равно с самого утра не приедет.
Так я и сделал. С утра выполнил все свои занятия, кроме пробежки, которые с наступлением зимы я отложил до более теплого времени, а потом немного раньше обычного появился в школе. Сначала я подергал ручку директорского кабинета, но она, как я и думал, была еще заперта. Директор у нас тоже преподавал, но обычно у него с утра не было занятий, и он мог прийти позже. Пришлось найти в учительской классную и показать телеграмму ей.
– Какие пробы? – не поняла она.
– Я сочинил песню, – пояснил я. – Теперь ее хотят прослушать в Минске, а директора пока нет на месте. Давайте я вам оставлю телеграмму, а вы потом передадите ему. Зинаида Александровна, можно вас попросить?
– Смотря что.
– Я не хочу сейчас заходить в класс. Это нужно будет объясняться и вообще... А Люся будет волноваться. Вы не передадите ей...
– Ну и ну! – насмешливо сказала Зинаида, беря у меня из рук записку. – Вот чего я никогда не делала, это не передавала подобных записок. – Ладно, беги, уже. Счастливо съездить.
Валентин приехал на той же машине без двадцати одиннадцать. Шофер тоже был тот же самый. Времени, по его словам, было мало, поэтому задерживаться у нас они не стали. Маму Валентин отговорил от поездки.
– Зачем вам терять весь день? Да и не везде я вас смогу быстро провести. Придется оформлять пропуск, а это время. Я вашего сына взял, я его вечером и верну, а обедом мы его накормим.
– Здравствуйте, Сергей Александрович! – поздоровался я с шофером.
– Привет, Геннадий, – отозвался он. – Расстегни свою куртку, взопреешь.