Возвращение
Шрифт:
– И о чем это говорит? – спросил Суслов. – Выкладывайте, Мстислав Всеволодович все свои соображения.
– Нам отдают вот это, – показал Келдыш на лежавшие на столе листы. – Дозировано подсовывают научно-техническую информацию, но ничего не говорят о нас самих. Ладно, я о своей роли в истории страны не слишком высокого мнения, но взять, к примеру, вас. Неужели судьба Генерального секретаря партии менее важна, чем переворот в Нигерии? Вы оба оказываете огромное влияние на развитие страны. Логично, если будет передана информация, связанная с ключевыми фигурами в партии и правительстве.
– Я говорил о нем с Мазуровым, – сказал Брежнев. – Он о Машерове очень положительно отзывается, но считает, что он на своем месте. Если его и возьмут в Москву, это будет не в ближайшее время. У меня такое же мнение.
– Значит, в ближайшие пять, а то и десять лет Машеров будет в Белоруссии и на союзные дела сможет влиять очень слабо, – сделал вывод Келдыш. – Используя полученную информацию только для себя, он смог бы очень много сделать для своей республики, а остальное реализовать, переехав в Москву. И никто ничего просто не узнал бы. В такое трудно поверить, даже имея доказательства, а для тех, кому эти доказательства не выложили, все сказанное будет просто бредом. Но он на такое не идет. Из этого я могу сделать вывод, что он просто не может ждать. Видимо, за этот период должны произойти масштабные и неприятные явления, с которыми нельзя справиться на региональном уровне. А прийти к вам и выложить все он по каким-то причинам не хочет. Скорее всего, – Келдыш замялся – он просто опасается кого-то в верхах и, наверное, имеет для этого основания.
– У вас еще есть что сказать? – спросил Суслов.
– Только одно. Я бы не верил всему, что может прийти из будущего. Во-первых, со временем оно поменяется, и часть информации потеряет свою ценность. А второе... Есть вероятность, что нам подбрасывают информацию, преследуя какие-то свои цели. Пока все верно и подтверждается. Скорее всего, так будет еще долго. А когда мы поверим в истинность того, что нам дают, и будем безоглядно применять на практике, могут подсунуть нечто такое, что скорректирует развитие страны в направлении, нужном не нам, а неизвестным благодетелям. Пользоваться надо, но с оглядкой на возможные последствия.
– Вот и субботу отучились! – сказал Сергей. – Еще два дня и лето!
Мы только что покинули школу и шли к калитке в школьной ограде. В нескольких метрах от нее на дороге, прижавшись к бордюру, стояла «Волга», рядом с которой меня дожидался Васильев.
– Подождите минуту, – сказал я друзьям и подошел к нему.
– Привет, – поздоровался он. – С тобой хотят поговорить. Садись в машину.
– Здравствуй, – поздоровался я в ответ. – Подожди, сейчас отдам портфель.
Я попросил Сергея отнести портфель и, обойдя машину, сел на переднее сидение.
– Не скажешь, кто жаждет со мной пообщаться? – спросил я.
– Тебя ждет полковник, – ответил он. – Будет важный разговор, поэтому отнесись к нему серьезно.
Приехали мы к знакомому дому, куда меня когда-то привозили на встречу с Машеровым.
– Иди, – сказал Виктор. – Ты знаешь, куда.
Дверь мне открыл Семен.
–
– Садись, лейтенант! – сказал полковник, когда я зашел в комнату.
– Здравствуйте, – поздоровался я. – А почему лейтенант?
– Сам же сказал, что имел воинское звание, вот мы тебе такое прозвище и взяли. Кто подумает, что речь идет о мальчишке?
– Я уже и здесь не мальчишка, – сказал я. – Зачем я вам понадобился?
– Садись, разговор долгий и не совсем приятный. Ты думал о том, как именно мы будем использовать твои тетради?
– Конечно, думал. Судя по вашим вопросам, вы воспользовались моей рекомендацией. Уникум, да?
– Воспользовались, но не в качестве основного варианта, как ты предлагал, а временно.
– Не понял, – сказал я. – Почему временно?
– Потому, что эту игру очень скоро раскусят. Может быть, уже раскусили. Ты, судя по всему, был умным человеком...
– Ну, спасибо! – обиделся я.
– Обижаться будешь потом, а сейчас сиди и слушай. Тебе было восемьдесят? Значит, мозги уже работали далеко не в полную силу. Перенос освежил тебе память, но во многом вернул обратно в детство. Память это еще далеко не все, часто важнее, как ею пользуются, а тебя по поведению к взрослым отнести трудно. Может быть, для тебя это и хорошо.
– Это вы высказались по поводу моих рекомендаций?
– Вариант с предсказателем долго не продержится, – сказал он. – Подумай сам, и поймешь почему. А потом придется раскрывать карты. Не все, конечно, и не сразу. Выкладывать все в том виде, в каком ты отдал нам, нельзя. Поэтому твоих тетрадей никто не увидит. Увидят наши распечатки, в которых внесены нужные коррективы. Поскольку будущее начнут менять, отдельные несовпадения большого значения иметь не будут.
– А от меня что нужно?
– Тебя, скорее всего, придется сдать. Поэтому тебе нужно почитать, что мы сочинили для Москвы.
– А о моей ликвидации не думали? – зло спросил я.
– Представь себе, думали. Нерационально. Если убирать, то не тебя одного, а это почти наверняка вызовет шум. А после того, как накроется версия с прорицателем, на тебя и без нас могут выйти. И статья в «Комсомолке» вышла в нужное время, и наследил ты порядком. В статье тебя, по-моему, так и назвали человеком будущего. В Москве не дураки сидят, смогут сопоставить факты. Что тебя не устраивает? Прятать в подвал тебя никто не будет. Установят контроль? Так ты и так под контролем, хотя там опекать будут плотней. И Минск придется поменять на Москву. Дать тебе там смогут в любом случае больше, чем мы.
– Не боитесь, что я сыграю не так?
– А чего бояться? Ты умный человек и подыграть нам в твоих интересах. Да и твои тетради остались у нас. Представляешь, что с тобой случится, если твои рекомендации кое к кому попадут? Поэтому не выпендривайся, а садись и читай.
Читал я минут десять.
– Умно придумали, – признался я. – В одном месте немного подправили, в другом... В результате получили то, что хотели. Даже если всему не поверят, все равно будут действовать в нужном направлении. Что у меня теперь насчет лета? Я думаю, вы нас куда-нибудь пристроите?