Возвращение
Шрифт:
–Хо–ро–шо, – по слогам, быстро соображая, о чем речь, выдохнула Мария.
–В Австрии с женой. Двое детей – мальчишки. Здесь бывает редко. Почти совсем не бывает, – Мария, словно вспоминая, выдавливала из себя, боясь отвести глаза.
–Ну и хорошо! До завтра! Спокойной ночи! До завтра,– еще раз повторила Анна, осторожно закрывая за собой дверь.
Мария стояла в коридоре, не зная, что делать. У нее не было брата. Возвращать Анну было стыдно.
–Потом как -нибудь, – подумала она, возвращаясь в кресло.
–Утро вечера – мудренее, – не хотелось, чтоб день так закончился.
–Как получилось, так получилось!–
–Нет! Все, не сегодня! Все будет завтра! Надо спать!–
Спать действительно хотелось. Это не была усталость. Было какое-то расслабленное состояние, при котором хотелось потихоньку уйти в дремоту, и остаться в таком состоянии. Хотелось, что бы сон был такой же спокойный. Мария, словно боясь спугнуть что-то, неподвластное ей, тихонько прошла в спальню. Было тихо. Одеяло было большое, легкое, и, наверное, теплое – последнее, о чем подумала Мария, проваливаясь в тихий глубокий сон.
Утро было солнечным. Солнце было где-то справа от окна, его не было видно, но по воробьям было ясно, что солнце есть и оно греет. В комнате было светло и тепло.
–А в Городе еще отопление наверняка не включили. Сколько же это я спала? – Мария вышла в гостиную, взяла со стола телефон. Телефон был отключен, экранчик засветился.
–Ничего себе!– Мария была искренне удивлена. Она даже не помнила, когда столько спала. Она чувствовала себя отдохнувшей, бодрой, хотелось двигаться.
–В душ, в душ! В душ!– громко призывала она себя.
Душ был во время и хорош.
Мария переоделась, с удовольствием отметив, что джинсы стали посвободнее, натянула большой ручной вязки свитер. Она любила его, в нем она казалась еще выше и стройнее.
–Никакого макияжа! – громко распорядилась Мария под жужжание фена.
–Достаточно! Прилично! – оценивающе оглядела она себя в зеркале.
–Никакого макияжа! – подтвердила, что-то заметив в зеркале.
–Дашке звонить не буду. Андрею, маме и все.–
Один телефон Андрея не отвечал. По другому номеру безответно шли вызовы.
–Прекресток! – Мария отключила телефон и немного погодя опять нажала «вызов».
Голос был незнакомый, уставший, сухой, с какой-то неестественной хрипотцой. Слова были обрублены, интервалы между совами чуть больше привычного.
Мария не вслушиваясь, что говорят, выпалила скороговоркой:
–Мне нужен! – назвала все что знала об Андрее. –Это из ......–назвала первое что пришло в голову.
– Мне велено получить личное подтверждение, что назначенная на час встреча состоится.–
Телефон молчал. Мария даже посмотрела, проверила соединение, соединение было. Хриплый сухой голос начал, что-то говорить. Мария не понимала слов, она слышала, но не понимала, о чем говорит этот человек, что он говорит, что этот человек вообще и о чем говорит. Мария отняла от телефона руку, рука дрожала, она видела, рука дрожит, но ничего не могла с ней сделать. Набрав воздуха и, задержав дыхание, она перехватила телефон другой рукой.
–Извините, что-то со связью. Будьте добры, повторите,– Мария выдохнула и опять глотнула, сколько могла воздуха.
–Сегодня ночью...Погиб на 216 километре трассы.... столкновение .... Версия, что не справился с управлением, тело после экспертизы передано жене, родственникам и сослуживцам. Следствие продолжается. Извините. Все известные подробности можете получить у родственников погибшего. –
Телефон выплевывал короткие гудки. Мария смотрела на него, стараясь сообразить, как остановить эти бьющие в виски звуки. Рука сжимала телефон, закрывая все клавиши, пальцы были белые с какими-то синими прожилками. Мария подошла к дивану, села. Посмотрела на телефон, другой рукой разжала пальцы. Гудки прекратились. Она смотрела на него, словно прося у него ответа на какой-то, еще не придуманный, вопрос. Телефон молчал. Мария смотрела на руки, на него, в окно. Было тихо, было очень тихо. Она слышала, как бьется сердце, каждый удар, подтверждая ударом молоточка где-то внутри головы. Ей казалось, что она видит, как пульсирует жилка на своем виске. Она чувствовала, как сжимается сердце, потом напрягается жилка, и только потом молоточек бил. Бил, то слева, то справа. Бил, словно пытаясь разбудить ее. Она чувствовала, – сердце не волновалось, оно равномерно выполняло свою работу, как будто бы все, что происходит, его не касалось.
Почему-то стало прохладно. Мария села на диван, поджала колени, натянув на них свитер, посмотрела на телефон, он мочал. Телефон тоже был спокоен, как будто бы не он только что принес эту весть. Экранчик еще светился. На нем была она сама. Она стояла на толстой – претолстой ветке сосны, лишь слегка держась за зеленые иголки, свисающие откуда-то сверху. Над нею было небо. Небо было голубым и чистым. Она любила эту фотографию. Это Андрей фотографировал в начале этого лета. Эту сосну, они нашли случайно на опушке. Она была такая странная. Вокруг ее была небольшая полянка, ствол был прямой, но на высоте с ее роста от ствола вдоль земли тянулась ветка. Ветка тянулась прямо на восток. Удивительно, но толщина ветки была почти толщиною в сам ствол. Ветка была длинная, толстая. Когда Мария забралась на нее, то свободно по ней ходила. Андрей тогда лежал спиной на земле, фотографируя ее. На снимках казалось, что она стоит где-то очень высоко. Мария вглядывалась в улыбающуюся себя. На той Марии были эти же джинсы, этот же свитер, эти же кроссовки. Ей казалось, что и сейчас она стоит там.
За опушкой было небольшое поле. Оно заросло давно, по нему были разбросаны островки какой-то высохшей травы. Старые стебли были сухими, коричневыми с какими-то собранными в кисть старыми цветами или семенами. Снизу их подпирали уже зеленые стебли. Может быть, если бы их не было, то сухие бы и сломились, но падать им было некуда, вот они и стояли. Поле было окружено подковой леса, а по краю его текла маленькая речка или ручей, а вдоль ручья была дорога. Вот по этой дороге они с Андреем и приехали. Удивительно, но на этом поле дорога и кончалась. Сейчас там, наверное, красиво, грибов много.
Мария видела себя, стоящей на ветке, прижимаясь спиной к стволу. Там, куда указывала сосна, всходило солнце. Оно быстро поднялось над лесом и замерло, словно давая всем привыкнуть к своему появлению. Птицы, верещавшие до этого, притихли. Появился ветерок. Как-то робко пахнет и притихнет. Куда-то спрячется, как нашкодивший мальчишка. Когда солнце восходит, оно не дает никому баловаться. Даже ветру спуску не даст. Мария ясно видела, как на опушку с той стороны поля вышел конь. Конь был рыжий. Мария видела, он точно был рыжий! Нет, не от солнца, потому, что стоял в тени деревьев, а просто был рыжий. Грива у него была длинная и свисала на одну сторону. Он смотрел в сторону Марии, но видеть ее не мог. Мария на всякий случай вжалась сильнее спиной в ствол. Он оглядел поле и полетел. Полетел! Он не бежал, а летел по полю какими-то зигзагами, переходя с рыси в аллюр, потом в галоп, резко останавливался, вскидывал вверх передние ноги, бежал обратно, наклонял голову, перекидывая гриву с боку на бок, замирал, потом вдруг, словно испугавшись, бросался в сторону, далеко вперед вытягивая голову и прижимая уши. Он был все ближе и ближе. Было ясно, он ее заметил. Его движения изменились, стали плавными, он стал выше поднимать колени, но все равно не мог себя остановить, не мог справиться с собой. Он мчался по полю, сбивая грудью и коленями сухие стебли. Мария чувствовала, знала,– он бежит к ней.