Возвращение
Шрифт:
Из всех детей Матильда реже других бывала в Обазине и никогда не писала писем. С недавних пор, когда в ее салоне появился телефон, она стала изредка звонить матери, но разговоры эти были такими короткими, что Мари каждый раз расстраивалась. Матильда никогда не рассказывала о своей жизни, словно расстояние между Бривом и Обазином являлось непреодолимой границей между ее миром и миром матери. Она словно бы ограждала себя секретами…
Поэтому Мари не терпелось увидеться с дочкой. Она рассчитывала провести ночь в Бриве, а утром сесть на поезд до Лиможа, откуда можно было
«Мой Поль ждет меня с нетерпением, как он сам сказал. — Мари улыбнулась своим мыслям. — Если верить последнему письму Лоры, на ферме уже многое сделано, и теперь дом наверняка сияет, как новая монетка!»
Мари очень хотелось поскорее оказаться в «Бори». Она пообещала себе, что непременно сводит Камиллу и Мелину в Волчий лес и покажет источник, который местные старики считают чудотворным.
«И я смогу вдоволь поиграть с моими внуками! Пьер тоже начал ходить и теперь бегает по всей усадьбе!»
Членов семьи все прибывало, однако Мари, даже будучи уже пять раз бабушкой, оставалась очень красивой женщиной. Вот и сегодня, за несколько минут до отъезда, супруг сделал ей очередной комплимент: «Дорогая, как же ты хороша! Мне очень повезло! И это новое платье тебе удивительно к лицу, и соломенная шляпка… Хм, я буду ревновать, зная, что ты в Прессиньяке! Фирмен Варандо обязательно станет к тебе приставать, как только тебя увидит!»
Польщенная и счастливая оттого, что Адриан смотрит на нее с любовью, Мари поцеловала его — слишком торопливо, по мнению супруга, — но рейсовый автобус уже остановился на площади. На прощание они улыбнулись друг другу, и Мари побежала, как девушка, которая боится, что автобус уедет без нее.
Сидя в пассажирском кресле за спиной водителя, Мари улыбалась, радуясь жизни. Во всем теле она ощущала приятную расслабленность, настроение было под стать этому прекрасному солнечному дню. Машинальным движением она разгладила складочки на своем платье из шелковистой материи в разноцветную полоску.
Перед парикмахерским салоном Матильды Мари оказалась ровно в половине третьего. Деревянные рамы витрины были выкрашены в нежно-зеленый цвет с желтой окантовкой. Через стекло она увидела ряды аппаратов для сушки волос и силуэт ученицы. Ее звали Одиль; по словам Матильды, девушка была серьезной и старательной.
«А где же сама Матильда? — удивилась Мари. — Она должна быть где-нибудь рядом!»
В парикмахерской была всего одна клиентка. Мари толкнула дверь и вошла под серебристый звон дверного колокольчика.
— Здравствуйте, Одиль! Я приехала навестить Матильду. Она в салоне?
— Да, мадам! Она на втором этаже. Там маленькая квартирка — до ремонта это помещение служило кладовкой.
Мари кивнула. Она не знала о ремонте, но решила не показывать своего удивления. Еще одна деталь из жизни дочери, о которой та не сочла нужным рассказать ей, своей матери! Мари прикинула, что они с Матильдой не виделись больше двух месяцев…
— Хорошо. Я поднимусь наверх.
Одиль хотела было что-то сказать, но передумала и со смущенной улыбкой уставилась на кончики своих сандалий. Мари не обратила внимания на странное поведение
— Хм, и все-таки Матильда могла бы рассказать мне о ремонте! — пробормотала Мари себе под нос. — И зачем тратить деньги на эти три комнаты верхнего этажа, когда у нее такой уютный дом? Это очередной ее каприз, я уверена!
Мари поднялась на темную лестничную площадку. Здесь было намного прохладнее, чем на улице. Она дважды негромко стукнула в запертую дверь. Никто не ответил, но послышался чей-то приглушенный голос, тихие шаги, потом шепот и, наконец, резкий щелчок замка. Мгновение — и Матильда приоткрыла дверь. Вид у нее был встревоженный.
— Мама? Но… Как ты тут очутилась? Ты не говорила, что собираешься в Брив… Мы ведь не договаривались…
Молодая женщина продолжала стоять, высунув из-за двери только голову. На ее лице не было и намека на радость. Мари и представить не могла, что дочь может встретить ее подобным образом. Встревоженная, она внимательнее посмотрела на Матильду. Щеки молодой женщины раскраснелись, губы припухли, волосы растрепались.
— Дорогая, можно я войду? — нетерпеливо сказала Мари. — На улице очень жарко, я в легком платье, а тут я стою как раз на сквозняке! Скажи, ты ведь не заболела? У тебя странный вид…
— Что ж, входи! — со вздохом произнесла Матильда и открыла дверь.
Мари увидела, что на дочке нет ничего, кроме тонкой шелковой комбинации, и на паркете она стоит босиком. Она сначала решила, что Матильда просто отдыхала, пусть выбрала для этого и неподходящее время. Ситуация с каждой минутой становилась все более неловкой. Матильда не знала, что сказать, и Мари остро ощутила, что ее присутствие здесь нежелательно.
— Мне кажется, что я тебе помешала, Матильда, — тихо сказала она, входя в первую комнату, переоборудованную в кухню.
— Нет, конечно! Я просто удивилась, вот и все! — отозвалась молодая женщина. — Я как раз собиралась одеться и спуститься в салон. И все же… Ну почему ты не позвонила, не сообщила, что приезжаешь?
Мари окончательно расстроилась. Она представляла себе радостную встречу, совместный ужин в ресторане как завершение вечера… А вместо всего этого Матильда упрекает ее в том, что она вообще приехала!
— Прости, дорогая! — мягко сказала она. — У меня сейчас каникулы, Камилла и Мелина вот уже неделю у Лизон, и я тоже поеду в «Бори». Хочу увидеть семейство Поля. По пути я решила сначала заехать в Брив и повидаться с тобой. Матильда, мы так редко с тобой видимся и разговариваем! Ты могла бы меня хотя бы поцеловать!
Молодая женщина поморщилась и неохотно подставила матери щеку. От ее черных волос сильно пахло табаком, Мари это сразу уловила.
— Похоже, ты много куришь, — сказала она. — Это не слишком хорошо для работающей женщины, у которой столько клиентов… Мне не следовало бы говорить тебе это, ты — взрослая и вольна поступать, как считаешь нужным, но Адриан полагает, что табак очень вреден для здоровья.