Возвращение

Паолини Кристофер

Эрагон кинулся осматривать тела. Сапфира оказалась права. Отчаяние охватило его, когда он подбежал ко входу в тоннель: лужицы густеющей крови заполнили каждую щербинку на старинных мраморных ступенях, поблёскивая, точно множество крошечных чёрных зеркал. Видимо, по ступеням вниз волокли несколько израненных, окровавленных тел…

«Должно быть, — мысленно воскликнул Эрагон, — Муртага и обоих колдунов утащили ургалы! Но зачем? Они ведь, по-моему, никого не берут в плен и заложников тоже не держат? Впрочем, это неважно. Мы все равно не сможем их преследовать, не имея подкрепления. А ты даже и в тоннель

не пролезешь!»

«Но они, возможно, ещё живы! — возразила Сапфира. — Неужели вы бросите их на произвол судьбы?»

«А что ты предлагаешь? Эти тоннели — настоящий лабиринт! Я сразу там заблужусь. Да пешком мне ургалов ни за что и не догнать. А вот Арья, возможно, смогла бы».

«Так попроси её».

Арья! Эрагон колебался: нужно было действовать, но подвергать Арью страшной опасности ему не хотелось. И все же если кто-то среди них и мог справиться с ургалами, так это только она. Эрагон тяжело вздохнул, вылез из тоннеля и рассказал Арье о кровавых следах на лестнице. Прекрасные брови Арьи сурово сдвинулись.

— Вряд ли это имеет смысл.

— Ты не станешь их преследовать? — в отчаянии спросил Эрагон.

Несколько мучительных мгновений она смотрела ему прямо в глаза, потом тихо сказала:

— Виол оно.

И он понял: «Ради тебя». А она, взмахнув своим сверкающим мечом, нырнула в чрево земли.

Горе жгло душу Эрагона. Скрестив ноги и бессильно понурившись, он сидел возле Аджихада, сторожа его тело. Мысль о том, что Аджихад мёртв, а Муртаг пропал, никак не укладывалась у него в голове. Муртаг! Сын одного из Проклятых — из тех тринадцати, что помогли Гальбаториксу разрушить орден Всадников и взойти на трон Алагейзии, — он стал ему, Эрагону, другом. Порой Эрагону даже хотелось, чтобы Муртаг куда-нибудь исчез и оставил его в покое, но теперь, когда его похитили ургалы, в душе Эрагона вдруг возникла невыносимая пустота. Он так и сидел без движения, когда к нему подошли Орик и другие гномы и люди.

Увидев мёртвого Аджихада, Орик в гневе затопал ногами, выкрикивая на языке гномов самые страшные проклятия и кромсая топором тело уже убитого ургала. Люди стояли молча, глубоко потрясённые. Тщательно втирая щепотку земли в свои заскорузлые мозолистые ладони, гном рычал:

— Ну, теперь это осиное гнездо окончательно разворошили! Теперь не знать варденам ни мира, ни покоя. Вот проклятие! Барзул! И как же теперь быть? Он что-нибудь успел сказать тебе перед смертью?

Эрагон быстро глянул на Сапфиру и ответил:

— Да, успел. Но его слова подождут, пока не появится нужный человек. Только тогда я повторю их.

— Ясно. А куда подевалась Арья? Эрагон молча указал на вход в тоннель.

Орик снова выругался, сердито тряхнул головой, отошёл в сторону и присел на корточки, намереваясь ждать вместе с Эрагоном.

Вскоре прибыл Джормундур с двенадцатью шеренгами по шесть полностью вооружённых воинов в каждой. Он жестом остановил своё войско, а сам пересёк заваленную телами погибших площадку перед входом в тоннель и, опустившись на колени возле Аджихада, коснулся его плеча.

— Как могла судьба так жестоко обойтись с тобой, дружище? — тихо промолвил он. — Если бы эта чёртова гора не была так велика, я бы поспел раньше и, возможно, ты сумел бы спастись. Да, страшную рану нанесли нам и как раз тогда, когда мы уже праздновали победу!

Эрагон, тоже стараясь говорить как можно тише, рассказал ему об исчезновении Двойников и Муртага и о том, куда отправилась Арья.

— Её нельзя было отпускать туда одну! — воскликнул Джормундур и резко выпрямился. — Ну, теперь уж ничего не поделаешь. Ладно, здесь мы, конечно, выставим стражу, вот только не меньше часа пройдёт, пока среди гномов отыщутся проводники, способные провести нас по этим тоннелям.

— Я могу возглавить поиски! — тут же вызвался Орик. Джормундур оглянулся и как-то странно посмотрел в сторону Тронжхайма.

— Нет, — ответил он гному. — Ты сейчас нужен Хротгару. Пойти придётся кому-то другому. Прости, Эрагон, но все те, кто занимает сколько-нибудь ответственный пост, обязаны оставаться здесь до тех пор, пока не будет избран преемник Аджихада. Так что Арье придётся самой о себе позаботиться. Впрочем, нам её все равно уже не нагнать.

Эрагон кивнул, с тяжёлым сердцем покоряясь неизбежному.

А Джормундур обвёл взглядом собравшихся, удостоверился, что всем будет его слышно, и сказал:

— Аджихад погиб как настоящий воин! Посмотрите только: он сумел положить пятерых ургалов! А ведь любой менее мужественный человек не выдержал бы натиска и одного-единственного чудовища. Мы никогда не забудем его и похороним со всеми почестями! Будем надеяться, что душа его обретёт покой на небесах. Поднимите же нашего вождя и его соратников на щиты и несите в Тронжхайм… Да не стесняйтесь, если кто-то увидит на глазах у вас слезы, ибо сегодня день столь великой печали, которую все мы будем помнить вечно. И я молю лишь об одном: пусть боги даруют нам милость и позволят вонзить наши острые клинки в тех тварей, что так подло убили нашего Аджихада!

Воины в едином порыве преклонили колена и обнажили головы, отдавая последнюю честь своему предводителю. Затем бережно возложили тело его на щиты, подняли и понесли. Многие вардены не скрывали слез, что текли по их бородатым лицам, но ни один из них не пошатнулся и не дал телу Аджихада соскользнуть на землю. Медленной торжественной поступью двинулись они в Тронжхайм, и в центре этой скорбной процессии шли Эрагон и Сапфира.

СОВЕТ СТАРЕЙШИН

Эрагон приподнялся и перекатился на край кровати, оглядывая комнату, освещённую тусклым мерцанием светильника, заботливо кем-то прикрытого, чтобы свет не бил ему в глаза. Потом сел и увидел, что Сапфира спит. Её мускулистые бока ритмично вздымались и опадали в такт дыханию; мощные лёгкие с глухим храпом гнали воздух сквозь чешуйчатые ноздри. Эрагон невольно вспомнил, какие страшные языки пламени она теперь способна выдыхать во гневе, мгновенно испепеляя любого врага. Его поистине потрясло это зрелище, одновременно ужасающее и прекрасное, когда жаркое пламя, от которого плавится металл, вырывалось у неё из пасти, не нанося ни малейшего вреда ни её бледно-жёлтым клыкам, ни языку. С тех пор как Сапфира впервые выдохнула огонь во время их схватки с Дурзой, нырнув прямо на них с вершины Тронжхайма, она невообразимо задрала нос, гордясь своей новой способностью, и пользовалась любым предлогом, чтобы лишний раз её продемонстрировать.