Возвращенная публицистика. В 2 кн. Кн. 1. 1900—1917
Шрифт:
Черносотенный парижский генерал Клеман Тома, убитый впоследствии парижскими рабочими (не смешивать с благополучно здравствующим Альбером Тома [115] ), «упразднял пролетарские батальоны, позоря их обвинением в трусости, и это те батальоны, доблести которых удивляются теперь самые ярые противники их».
Начальствующие особы современной буржуазии в России травят революционные полки, как трусов.
Тьер писал о коммунарах, что «никогда печальный взор честных людей еще не видел более бесчестных лиц, более бесчестной демократии», что революционный Париж «ни больше, ни меньше, как кучка преступников».
115
Тома Альбер (р. 1878 — ?), французский социалист. Задолго до первой мировой войны стал одним из наиболее ярко выраженных оппортунистов и соглашателей среди французских социалистов.
Российские Тьеры, большие и маленькие, на всех перекрестках кричат о «преступности», «уголовных деяниях» и «бесчестьи» последовательных сторонников социализма.
Тьер заявлял с трибуны национального собрания: «Существует только один заговор против республики — парижский заговор, вынуждающий нас проливать французскую кровь».
Русский фабрикант и льнущий к нему представитель мелкого мещанства тоже полагают, что единственным заговором против республики является «заговор» революционного Петербурга, так называемый «заговор большевиков».
Маркс писал о подлом поведении буржуазии: «Эта позорная цивилизация, основанная на рабстве труда, при каждом кровавом триумфе заглушает крики своих жертв, самоотверженных борцов за новое лучшее общество, воем травли и клеветы, которая отдается эхом во всех концах света».
Разве у нас нет этого «воя травли и клеветы»?
И единственным ответом должен быть ответ, который советовался Марксом.
«Вполне сознавая свое историческое призвание, — писал Маркс, — полный геройской решимости стоять на высоте этого призвания, рабочий класс может ответить презрительной улыбкой на пошлую ругань газетчиков-лакеев».
Социал-демократ. 1917. 29 июня.
ЕЩЕ РАЗ О ТОВ. ЛЕНИНЕ
Впервые опубликована в газете «Социал-демократ» (1917, 6(19) июля).
Против тов. Ленина поднялась новая волна клеветы, и на этот раз неслыханно грязная.
Застрельщиком выступил небезызвестный Г. А. Алексинский [116] , сотрудник протопоповской «Русской Воли» [117] . Этот господин, который с самого начала войны стремился занять место добровольного агента «по сыскной части», был в свое время заклеймен даже обществом парижских буржуазных журналистов за свое гнусное поведение по отношению к некоему г. Дмитриеву, которого он тоже ,обвинял в немецком шпионаже. Во Франции он изо дня в день травил газету «Наше Слово» [118] (орган Мартова, Троцкого и др.), постоянно намекая на «немецкие деньги».
116
Алексинский Григорий Алексеевич (1879 — ?), дворянин. Выдвинулся в 1905 г. в Москве как агитатор-большевик. После поражения первой российской революции примыкал к «отзовистам», в годы первой мировой войны — шовинист. В июльские дни 1917 г. пустил в оборот грязную клевету о В. И. Ленине, опубликовав подложные документы. После Октябрьской революции — в лагере контрреволюции, сотрудничал с Врангелем. В белой эмиграции — подручный бывшего великого князя Николая Николаевича.
117
«Русская воля» — ежедневная буржуазная газета, основанная и существовавшая на средства крупных банков. Выходила в Петрограде с 15 (28) декабря 1916 по 25 октября (7 ноября) 1917 г. Редактор — последний царский министр внутренних дел А. Д. Протопопов.
118
«Наше слово» — ежедневная газета, выходившая в Париже с октября 1915 по сентябрь 1916 г. Редакторы Ю. О. Мартов и Л. Д. Троцкий.
В деле высылки тов. Троцкого из Франции он сыграл не последнюю роль, и его имя упоминалось не раз наряду с именами сыщиков «свободной республики».
В свое время Исп. Комитет не допустил этого человека к себе и отказался от его услуг.
И вот этот человек теперь осмеливается обвинять тов. Ленина. Тов. Ленин известен всем революционерам всех оттенков, известен уже много лет. Никто никогда не осмеливался говорить о политической нечестности тов. Ленина. Даже если бы оказалось, что к партийным руководящим кругам примазался какой-нибудь грязный субъект, вроде Малиновского [119] , то и тогда лишь отъявленный негодяй мог бы бросить ком грязи непосредственно в товарища Ленина.
119
Малиновский Роман Вацлавович (1876 — 1918), провокатор в российском социал-демократическом движении, в 1912 г. был избран членом IV Государственной думы. Во время мировой войны находился в Германии, в лагере для военнопленных. В 1918 г. вернулся в Советскую Россию. Расстрелян по приговору Верховного трибунала ВЦИК.
Грязь и клевета, которая поднимается вокруг этого честного революционного имени, может сравниться лишь с той клеветой, которая ползла в Германии вокруг имени героя современной войны — товарища Карла Либкнехта [120] . Ведь вся буржуазия выла, что он — подкупленный агент Англии и России. А он шел своей дорогой.
Это не легко. Это мучительно. Идти своим путем сквозь строй брани, клеветы, всей низости, на которую способна буржуазия, может только человек, который готов пожертвовать всем ради правого дела.
120
Либкнехт Карл (1871 — 1919), один из основателей КП Германии и организаторов «Союза Спартак». Сын Вильгельма Либкнехта. Убит контрреволюционерами.
Таким человеком является тов. Ленин. И не Алексинскому опорочить его.
Социал-демократ. 1917. 6 июля.
К СОЦИАЛИЗМУ
Впервые опубликована в газете «Социал-демократ» (1917, 27 октября).
Вместе с крахом империалистского временного правительства обнаружился воочию и характер русской революции, о котором так много и так долго спорили.
В самом деле. Совершенно очевидно, что с переходом власти к Советам буржуазное государство рушится. Основная, самая крепкая организация буржуазии — ее государственная власть — исчезает. Создается новый, отличный по своему строению и по своим задачам аппарат власти, находящийся в распоряжении пролетариата и крестьянства, с явным перевесом организующих сил на стороне пролетариата.
С другой стороны, совершенно очевидно также, что на фабриках и заводах, в сфере экономической жизни самодержавный режим буржуазии разлагается.
Буржуазия не может при сложившихся отношениях быть здесь организующей силой. Все в большей степени сюда вмешиваются органы рабочей демократии, в первую голову фабрично-заводские комитеты. Но поскольку речь идет и об общегосударственном регулировании промышленности, то с переходом власти к Советам это регулирование практически совпадает с рабочим контролем.
При таких условиях отпадают основные признаки капиталистического порядка вещей: верховенство капитала и в политике и в экономике рушится. Настает некапиталистический, полусоциалистический порядок вещей. Полусоциалистический, так как, во-первых, это есть еще эпоха диктатуры, а не бесклассовый социализм, так как, во-вторых, слишком значительны еще будут на первых порах неорганизованные отношения в деревне.
Отсюда вытекают и величайшие трудности текущего этапа нашей революции. Здесь уже совершается не поверхностное изменение политической «надстройки», а коренная ломка производственных отношений. Правда, всякая революция сопровождается изменением производственных отношений. Никогда не бывает чисто политических революций. Но при буржуазных революциях изменения производственных отношений не имеют принципиального характера, ибо остается в неприкосновенности сам принцип частной собственности. На место помещика становится капиталист, вместо одного частного собственника — другой. Как ни различен тип собственности, все же развитие совершается в общих рамках собственности и эксплуатации меньшинством громадного большинства. Совсем иное происходит теперь. Начинается принципиальное изменение частнособственнического и эксплуататорского строя, то есть ломка самих основ капиталистического общества. Понятно, что ломка эта и построение нового общественного уклада не может не быть чрезвычайно болезненным, чрезвычайно мучительным процессом. Понятно, что на первых порах будут делаться ошибки, — ибо в мировой истории это первый «опыт», но железный ход событий властно ставит эту задачу в порядок дня, и отмахнуться от нее нельзя: ее нужно разрешать.
Задача организации экономической жизни становится еще более трудной потому, что война истощила и обескровила хозяйство страны, расстроила ее транспорт и ее финансы, привела к экономическому развалу невиданных размеров. Но и это обстоятельство не указывает другого выхода. Наоборот, оно с еще большей настойчивостью требует регулирования и организации промышленности, чего немыслимо при данных условиях ожидать от буржуазных локаутчиков.
Обычным доводом против такой постановки вопроса является то соображение, что Россия — страна промышленно отсталая, а следовательно, русская промышленность не может быть организована вообще. Но этот «довод» основан на простом незнании действительного положения дел. Отсталость русской экономической жизни выражается вовсе не в том, что у нас господствует мелкая промышленность, — у нас уже синдицированная промышленность, — а в том, что вся она в целом играет сравнительно меньшую роль по отношению к сельскому хозяйству.