Возвращенный рай
Шрифт:
Могло ли случиться так, что какое-то шестое чувство подсказало ему, что человек с фамилией, звучавшей на французский манер, как-то связан с его прошлым.
– Но я все-таки не понимаю, медленно произнесла Ингрид. – Если этот человек принадлежит к тем самым де Савиньи, если он приехал сюда в поисках твоего отца и семейных драгоценностей, почему он ничего не сказал об этом? Почему он просто уехал? Понятно, твой отец погиб, он не смог бы привлечь его к суду, но меня удивляет, почему он не попытался поискать предметы из семейного наследства.
Лили закрыла ладонью рот. Мало-помалу на истинное положение вещей начал проникать свет, приводя ее в состояние смятения и шока.
Ги действительно приходил сюда. Он видел эти сокровища – они даже говорили о них – в тот день, когда она чуть не утонула. Но он ничего не сказал. Это могло значить только одно из двух. Или он не узнал их, или же узнал, но предпочел умолчать об этом. Почему он так поступил? Если только не… Если только не…
– Право, Лили, думаю, тебе надо забыть обо всем этом, – говорила между тем Ингрид. – Не тревожь спящих собак. Теперь все эти вещи твои.
– Нет, – возразила Лили. – Они не мои и никогда нам не принадлежали. Я свяжусь с Ги де Савиньи и раз и навсегда внесу в это дело ясность. Ингрид, пожалуйста, не пытайся остановить меня.
Глядя на это маленькое, решительное личико, Ингрид поняла со щемящим сердцем, что продолжать спорить с ней было бы пустой тратой времени.
– Так, – произнесла Кэтрин, когда Ги, наконец, закончил свой рассказ. – Ты решил не требовать возвращения семейного наследства, потому что тебе стало жалко дочку фон Райнгарда.
– Думаю, что можно сказать и так, – тяжело выговорил Ги. Сознание того, что он никогда больше не увидит Лили, тяжелым грузом легло на его сердце, не помогал тот факт, что, по его мнению, он поступил правильно. Хорошо, конечно, убеждать себя в том, что им все равно было не построить настоящих отношений на почве секретов и лжи. Даже понимая это умом, веря в справедливость такого суждения, он все-таки не мог выбросить Лили из головы. Все чувства с такой ясностью воскрешали ее в памяти, что Ги просто мучился ночами. А попытка забыть о ней и продолжить привычную жизнь оказалась наитруднейшей задачей, с которой он сталкивался в жизни.
– Я не мог причинить ей дополнительную боль, – сказал он. – Я, честно, думаю, что она не вынесла бы этого.
– Какой он был жестокий человек! – воскликнула Кэтрин. – Мало того, что он послал, один Господь знает, скольких людей на смерть во время войны, он продолжал распространять смерть и страдания, занявшись торговлей наркотиками. Ладно, в конце концов он получил по заслугам. Жаль только, что он умер быстрой и легкой смертью. Его бы надо было заставить помучиться так, как он мучил других.
– Поверь мне, он мучился, – возразил Ги. – И в конечном итоге он спас мне жизнь. Бомба в ящике для документов предназначалась
Кэтрин содрогнулась при мысли о том, что могло бы произойти. Но она не могла отыскать в своем сердце снисхождения к человеку, которого ненавидела.
– Впрочем, он поступил так не ради тебя. Он сделал это ради своей девочки. Если бы она не оказалась вместе с тобой, он позволил бы тебе разлететься на куски, и это не повлияло бы даже на его сон. Прости, Ги, но не жди от меня того, чтобы я простила ему просто потому, что он случайно спас тебе жизнь. Если бы он не связался с такими порочными и опасными людьми, то не было бы и никакого покушения.
– Но Лили-то не виновата во всем этом, – вспылил Ги. – Ее нельзя винить за то, что натворил отец, и я не хочу, чтобы она еще больше страдала из-за этого. Он боготворил ее. Это разбило бы ее сердце, если бы она узнала, что он был не только торговец наркотиками, но и палач. Мне хотелось, чтобы у нее сохранились некоторые иллюзии. Уверен, что ты понимаешь это?!
Кэтрин некоторое время молчала, потрясенная его горячностью. Он полюбил – вот что изменило его. Именно этого она хотела для него так давно – но почему из всех девушек света он увлекся дочерью Отто фон Райнгарда?!
Отвращение наполнило ее, волна эмоций, которые не поддавались логике, но усилием воли она переборола себя.
Какое она имеет право кого-либо осуждать – тем более Ги – за то, что он полюбил не того человека? Разве с ней с самой не случилось того же… причем, с тяжелыми последствиями? У Ги, по крайней мере, хватило ума понять, что из этого ничего не выйдет.
Что же касается причин, по которым он не рассказал Лили правду об ее отце, то они тоже напоминали практиковавшийся ею самой обман Ги. Она отчаянно старалась не рассказывать ему о том, что сделал его отец. И, по крайней мере, в этом отношении преуспела.
– Так, по крайней мере, не будет публичного суда, – спокойно произнесла Кэтрин. – Мы хотя бы сможем забыть о прошлом и не ворошить его.
Он кивнул, и они некоторое время сидели молча, каждый погрузился в собственные мысли.
– Что же ты собираешься теперь делать? – наконец спросила она.
Он пожал плечами.
– Думаю, что начну искать себе работу. Но сначала съезжу во Францию, расскажу дедушке обо всем, что произошло.
– Но ты ведь не скажешь ему, где именно находится семейное наследство?
– Не скажу, – подтвердил Ги. – Этого я ему не скажу. – По его лицу пробежала тень, и Кэтрин подумала, как он сильно внутренне изменился. – Мам, думаю, мне пора идти. Скоро я опять навещу тебя.
– Прошу тебя, – попросила она. Казалось, что перемена в нем начала затягивать трещины, которые появились в их взаимоотношениях, когда она рассказала ему о своем любовном увлечении во время войны – он больше не вспоминал об этом, и она тоже.
– Я рада, что обернулось именно таким образом, – заметила она.