Возвышение империи

Барон Сэм

— Поднимайтесь! — крикнул Энкиду. — Посмотрите, что там происходит. Я сдержу их здесь!

Вздрагивая от боли, Дракис поднялся по ступенькам и почти упал, когда достиг-таки площадки наверху башни. Солнце встало из-за горизонта, голубое небо мерцало в прозрачном утреннем воздухе. Свежий запах реки омыл его, заглушив на мгновение вонь крови. Дракис опустился на колени и прислонился спиной к стене.

— Сиди тихо, — велел ему Тарок, опустившись на колени рядом и бросив быстрый взгляд на стрелу, торчащую из руки Дракиса. — Наконечник засел в кости. Оставайся здесь, я перевяжу…

—

Вытащи ее, — приказал Дракис, крепко зажмурившись от боли, омывавшей его волнами. Он открыл глаза и уставился на потное лицо Тарока, маячившее на расстоянии вытянутой руки от его лица. — Вытащи ее немедленно!

Тарок не стал спорить. Крякнув, он уткнулся коленом в плечо Дракиса, взял его за раненую руку и прижал ее к стене. Второй рукой Тарок схватил стрелу. Дракис вздрогнул, когда древко шевельнулось в ране, но не успела боль стать невыносимой, как Тарок повернул стрелу и дернул ее изо всех сил.

Жуткая боль погасила солнечный свет, и Дракис не смог сдержать стон муки, сорвавшийся с его губ. Но окровавленное древко вышло из раны; кусочки плоти прилипли к наконечнику.

— Стрела еще сгодится, — сказал Тарок, швырнув ее лучнику, стоявшему за его спиной. — Не двигайся. Я должен перевязать рану, иначе ты истечешь кровью.

Пустив в ход нож, Тарок вспорол рубаху Дракиса, оторвал от нее длинную полосу и перевязал раненую руку, туго затянув ткань, чтобы остановить кровотечение.

Дракис на несколько мгновений потерял сознание. Когда он открыл глаза, Тарок исчез, а Энкиду, по ноге которого текла кровь, выгонял своих людей на вершину башни. Дракис с трудом встал на колени, нашел свой меч и подполз к Энкиду. Один человек нашел щит, и они прикрылись этим щитом, чтобы бросить быстрый взгляд вниз, на ступеньки.

— Мы убиваем их, — сказал Энкиду. — Лестница завалена телами, но они продолжают идти. Эти египтяне умеют сражаться. Как дела тут, наверху?

Только сейчас Дракис взглянул на него.

— Я не знаю, сможешь ли ты удержать…

— Я удержу их. Посмотри, не идет ли помощь.

Тарок, чьи рыжие волосы сверкали в солнечном свете, вернулся к своим людям. Дракис увидел, что их осталось меньше половины, и большинство из уцелевших ранены. Ухватившись здоровой рукой за верх зубца башни, он поднялся, глядя на лучников, все еще стоящих лицом ко второй башне.

Громкий гулкий звук возвестил, что в ворота ударили чем-то так, так что массивные деревянные бревна затряслись. Рискнув заглянуть через стену, Дракис увидел, что полдюжины людей пытаются поднять засов.

— Тарок! Останови этих людей. Ворота не должны быть открыты.

Дракис потерял свой лук, но подобрал тот, что лежал под зубцом башни. Когда он попытался его натянуть, его раненая рука отказалась выдержать такое напряжение, и он уронил оружие. Проклиная свою слабость, он снова вытащил меч.

Тарок разглядел опасность.

— Не дайте им открыть ворота. И не давайте тем лучникам встать! — закричал он, дернув головой в сторону вражеских лучников на башне напротив.

Потом он поднялся, перегнулся через стену и начал стрелять. Он опустошил колчан, выпустив последние шесть стрел так быстро,

что Дракис едва мог уследить за его движениями.

Пригнувшись, Тарок двинулся к Дракису.

— Я отогнал их, но они вернутся.

— Сделай все, что сможешь. Удержи ворота закрытыми.

От его левой руки не было никакой пользы, но Дракис все еще мог держать в правой меч. Низко пригибаясь, он пополз обратно ко входу на площадку. Энкиду и четыре человека защищали это отверстие, у всех текла из ран кровь.

— Они готовятся ринуться на нас, — сказал Энкиду. — Что там видно — подмога не идет?

Дракис забыл посмотреть в сторону казарм. Он двинулся к другой стене, с трудом привстал и вгляделся в улицы, ведущие к воротам. Стрела пролетела мимо его головы, но он не обратил на нее внимания. Там, где находились казармы, в небо поднимался густой черный дым, колеблющийся в лучах утреннего солнца. Должно быть, Бантор прорвался через речные ворота и атаковал. Отсюда Дракис мог видеть две улицы, которые сливались в широкое пространство перед воротами. Люди бежали к воротам, но были то враги или друзья, он не мог сказать.

Дракис вернулся к Энкиду и встал на колени рядом с отверстием.

— Сюда идут какие-то люди, но…

Внутри башни поднялся рев, и одновременно четыре или пять стрел пролетели через отверстие, только чудом не попав ни в одного из защитников башни. Потом египтяне с воинственным кличем ринулись вверх по последним ступенькам, отделявшим их от врага.

Продолжая стоять на коленях, Дракис пустил в ход меч, вонзая его во всех, кто появлялся на площадке. Люди Тарока, скорчившись, чтобы избежать стрел, пущенных с другой башни, не торопились, пуская свои последние стрелы в тех атакующих, которые пытались прорваться на площадку. Звенели мечи, кололи копья, люди вопили в лица друг другу.

Атакующие рвались к отверстию снова и снова, но каждый раз, дрогнув, отступали. По ступенькам одновременно могли подниматься только несколько человек, и после третьей попытки египтяне бросили свои усилия, вернувшись в безопасное место на лестничную площадку, чтобы перестроиться.

Дракис огляделся по сторонам. Энкиду получил еще одну рану и прислонился к зубцу башни, пытаясь перевести дух. Тарок с мечом в руке занял его место. У Дракиса ушло всего мгновение, чтобы сосчитать тех, кто еще способен был сражаться. Осталось пять человек, и только у одного из них был лук. Этот человек шарил вокруг, подбирая любую найденную стрелу.

Еще одна атака, решил Дракис. Еще один рывок врага — и с ними будет покончено, их просто сомнут. Он слышал, как атакующие собираются внутри башни; теперь они не торопились, зная, что у аккадцев закончились стрелы.

Внезапно в башне странным эхом отдался воинственный клич Кортхака: египтяне побежали вверх по ступенькам, стремясь в последний бой, и ринулись в отверстие.

Алексар помедлил, добравшись до главных ворот, пытаясь понять происходящее и одновременно перевести дыхание. С левой башни доносились звуки битвы: видимо, Дракис и его люди укрылись там и наверняка сражаются не на жизнь, а на смерть.