Вперед, Команданте
Шрифт:
Это как? Лозунг еще с древнеримских времен был известен, наверное! Уж с феодальных, точно.
– Гениальность была в принятии на тот текущий момент. Когда даже многие соратники Ильича по Партии были за «трудовые коммуны» – видя, что народ к этому еще не готов, но «нет преград, которые бы коммунисты не преодолели». Не понимали, что народу надо дать жирок нагулять, поработать на себя, а не на барина. Если до 1917 года в деревне бедняки составляли две трети – а к концу двадцатых, перед коллективизацией, такой была уже доля середяков, крепких хозяев. А вот доля кулаков сократилась втрое – тех, кто не просто «крепкие хозяева», а натуральные мироеды, кто сами даже не пашут и не сеют, а «сейчас дам тебе лошадь вспахать, или семян на посев, или просто денег в долг – а ты мне осенью вдвое отдашь, из своего урожая» – да ты, Команданте, в Гватемале сам видел этот сорт. Те, кто всю деревню держат в кулаке – и к местной власти вхожи, и сами столпы деревенской демократии, на выборных
Так рассказывают, что в России тогда были, как у вас говорят, «перегибы»? И голод.
– А ты, Команданте, читай не Тургенева с Толстым, а что ближе, «Поднятую целину», списано ведь все с натуры. Какая гремучая смесь скопилась тогда в деревне – и праведная злость бедноты на «мироедов», за которыми власть уже не стояла. И банальная зависть люпменов к преуспевающим. И слом старых жизненных устоев. И остатки недобитой белогвардейщины. И память о совсем недавней войне, когда многие к оружию привычны, и свою-то жизнь не сильно ценят, не говоря о чужой. И текущий политический момент – когда стране нужен хлеб. Так что это просто чудо и гений товарища Сталина, что удалось ситуацию как-то разрядить, без грандиозного взрыва. Ты главное пойми – китайское проклятие, чтоб ты жил в переходную эпоху, это вполне реально! Когда первыми по еще неизведанному пути идем, и никто не знает, как правильно надо, и наощупь приходится – сунулись, обожглись, поправили курс. При этом учти, что даже будь ты, на месте Вождя, самым высокомудрым – далеко не факт что у тебя есть кадры столь же толковых и образованных исполнителей, которые не наломают дров.
У вас говорят, об оправданных жертвах? «Лес рубят – щепки летят».
– Включи мозги, Команданте. Тебе воевать не пришлось – а мне приходилось. И представь ситуацию, когда надо поднять полк в атаку, на прорыв, из окружения выходя – да, будут потери, но если этого не сделать, погибнут все. Но есть разница, по дури в лоб на пулеметы – или, если есть возможность, грамотно рассчитать маневр, и как к рубежу атаки скрытно подойти, и своей артиллерии цели вовремя указать? Потери на войне неизбежны – но вот глупые потери, которых можно избежать, это преступление. За которое тебя, если ты командир, после судят – или ты дурак, и должности не соответствуешь, или ты предатель, если по умыслу сделал. Так и суди – когда сам станешь Вождем и будешь оценивать своих подчиненных. Ну и меньше верь таким, как месье Фаньер – про «сто мильонов жертв коммунизма». Слышал, наверное – что было, когда в ваших газетах, фотографии из США тридцатых выдавали за «ужасы русского голодомора»? А как тебе беспристрастная статистика – что якобы, у нас на Украине несколько миллионов с голоду умерло, вот только численность населения той же УССР за эти же годы увеличилось на два миллиона, это как? (прим. авт. – с 29 617 тыс. чел в 1930 до 31 901 тыс. чел. в 1933).
Ну, тут говорят – «история все рассудит»?
– Нет, не рассудит. Кто там в Библии, свой народ по пустыне сорок лет водил, до земли обетованной? Если ты все ж доведешь своих людей туда, в рай земной – то будешь прав. А если окажется, что ты народ «завтраками» кормил – все равно, ради своей власти, или по своей дури – то после тебя распнут и в дерьме утопят, и правильно сделают. История не сама по себе творится – мы ее творим. И не она нас судить будет, а наши потомки.
Эрнесто считал себя коммунистом – потому что прочел Карла Маркса и верил в правоту его идей. Теперь же для него потрясением было, что оказывается, коммунизм это не достигнутый наконец рай земной, а вечное движение, изменение, ответ на вызовы реальности. И чтобы пройти по этому пути, мало было иметь горячее сердце и маузер – этого достаточно лишь, чтобы сдвинуть лавину, разрушить старый мир. Однако в истории уже случалось, кто был никем, тот станет всем – и завершалось лишь тем, что вчерашние ниспровергатели сами становились элитой. И все повторялось по новой!
– Ага, «убить дракона», прежде всего в себе. Элита нужна, Команданте – ведь это по справедливости, что тот, кто честно заслужил, больше и получит? Может, в далеком-далеком будущем и станут стараться за одну сознательность – когда в век изобилия, награждать материально просто бессмысленно. А пока – страна умеет ценить своих героев. Вот только принцип надо изменить – вместо вертикали, горизонталь.
Другим местом, которое запомнилось Эрнесто в том вояже, была детская трудовая коммуна, где полторы сотни воспитанников (в возрасте от восьми до шестнадцати лет) «учились коммунизму». Занимались не только сельским трудом, как можно было ждать (до ближайшего города было километров тридцать), но и научно-техническим творчеством в неплохо оборудованной мастерской и лабораториях.
– Тут когда-то помещичье имение было, но в войну половина строений сгорела, по-новой отстроили. В сорок шестом открыли детский дом для сирот, каких тогда хватало. По образу и подобию Макаренко – тот его опыт у нас очень востребован. Когда армию после Победы демобилизовывали, то специально отбирали тех, кто умел с людьми работать – и по-командному, и по-человечески. Давали им курсы переподготовки, по чистой педагогике – и вперед. «Хозяин» здесь, бывший замполит полка, которого на фронте «папой Шнитовым» звали. Поле и сад тут тоже не просто урожай, а опытовые участки, коллектив в переписке с агрономическими вузами состоит. Ну и для тех, кто к технике склонность имеет – есть подобие машинно-тракторной станции, и мотоциклы, уже по нашей части. Так успехи такие, что сейчас тут треть воспитанников, уже не сироты, а из соседних деревень, на обучении. Хотя среди самых старших есть еще те, кто были самыми младшими из тех первых послевоенных наборов. Я тебе после дам «Педагогическую поэму» прочесть – более актуальна сейчас, чем Толстой. Макаренко умел коммунаров воспитывать – жалко, что не сберегли такого человека, но дело его у нас тут не пропало, живет. Чтобы выросло новое поколение – стремящееся стать не выше стоящими, а впереди идущими. Иди первым, если знаешь, как и куда, указывай путь – а не можешь, уступи другому. Горизонталь, вместо вертикали – как при коммунизме и должно быть.
Так ведь у вас в СССР власть вовсе не отменяют? Конечно, не та ужасная диктатура из фантазий Фаньера – но все-таки, порядок железной рукой?
– Не отменяют – но изменяют. В сторону «горизонтали», демократии – когда каждый сознательно должен делать то, что положено, а не по приказу. Идем в этом направлении – а что через двадцать, тридцать, пятьдесят лет выйдет, посмотрим! Надеюсь, что с пути не свернем.
То есть как – разве, приход коммунизма не неизбежен? Как самого прогрессивного общественного строя.
– Запомни, Команданте: история, это не канава, по которой катишься, без поворотов. А скорее, поле, где эти канавы поперек – и где-то через них мостки, но вот если мимо промахнешься, то все. Уж сколько стран и цивилизаций туда скатились – кто-то насовсем, кто-то доживает по мелочи. Вот только мы, Россия – все за тысячу лет испытали, так что верю, и тут пройдем.
Дальше по пути был Новгород – «откуда пошла вся наша русская земля», как сказал Валентин. Там Эрнесто увидел памятник «Тысячелетию России» – с изображениями великих личностей этих прошедших веков: князей, царей, полководцев, ученых, мыслителей, художников и поэтов. И решил блеснуть знаниями, спросив – а где тут Иван Грозный, тот русский правитель, про которого вы сняли фильм, получивший вашу высшую премию, и который даже у нас в Аргентине показывали? Войны с татарами, с поляками, со шведами, усмирение боярской вольницы, присоединение Сибири – как родилось и укреплялось. Московское царство.
– Ну вообще-то государство у нас уже тысячу лет назад было, еще во времена крещения Руси. Хотя да, Грозный был первым, кто взял титул «царь» – до него верховный правитель именовался «великий князь», и соответственно, Великое Княжество Московское. А нет его на этом монументе потому, что неудобно здесь, в этом городе, увековечивать того, кто учинил великое усмирение. Хотя в оправдание можно сказать, что во-первых, тогда верховодили в Новгороде купцы, жившие торговлей с Европой, и своим интересом очень сильно на нее завязанные, так что очень может быть, и правда, замышляли от Москвы отложиться то ли в самостийность, то ли под шведов или немцев уйти – интересно, как бы любой европейский король поступил, узнав что какой-то его город подобное замышляет? А во-вторых, доподлинно известно, что в тот год на Русь пришла из Европы чума, от которой, согласно летописям, «и деревни, и целые волости обезлюдели» – так что сильно подозреваю, что Карамзин, писатель а не историк, сосчитал «жертвами опричного террора» вообще всех умерших в новгородской земле, отсюда и совершенно дикие цифры. Ну и в-третьих, даже в архивных записях есть, что «лютым казням» подвергались прежде всего «лучшие люди», то есть знать – а новгородская беднота еще и сама с азартом в этом действе участвовала, ну а кого, как думаешь, было больше, бедных или богачей? Но как бы то ни было, поместить на памятник Ивана Грозного тогда сочли неуместным. Хотя он, по жизни, этого куда больше заслужил, чем иные, тут увековеченные.
На ограде внизу были фотографии под стеклом. Горелая пустошь, руины – и разбросанные обломки металла, вокруг все еще узнаваемого основания монумента.
– Это наши увидели, когда Новгород освободили от немцев. Фрицы памятник взорвали – ведь не могут же недочеловеки и тысячелетнюю историю иметь? Так мы собрали, восстановили как прежде. А это туристам показываем из Европы, кто спросит, а отчего мы, например, Дрезденскую галерею вывезли в Москву, в Пушкинский музей, и возвращать не собираемся. Так если посчитать, сколько Гитлер у нас разрушил, в том числе и такие места, как Пушкин или Петергоф – немцы нам еще на десять галерей должны остались.