Вперед в прошлое 7
Шрифт:
— Страшно это все. А мы, милиция, — народ подневольный. Скажут стрелять — будем стрелять. Странно, что милиционер, пусть и бывший, сейчас в таком участвует… Но я его понимаю.
— Вы бы смогли стрелять по людям, глупым и оболваненным? — спросил я.
Он качнул головой.
— Нет. Да и нечем мне. Но с каждым днем обстановка накаляется, по городу военная техника ездит. Тревожно. Если у кого-то сдадут нервы… Не ходил бы ты в центр, Паша.
— Я и не собираюсь.
Запищал чайник, сержант плеснул мне кипятка и заварки в чашку со сколом,
— Сиди тут. Если кто спросит, почему ты здесь, в подробности не вдавайся, скажи — я разрешил.
Я кивнул. Мир раскрасился другими цветами, от Ивана Васильевича веяло теплом, ощущение было, что я встретил родственника — как когда впервые пришел к бабушке.
Все-таки везучий я человек, и мироздание обо мне заботится, но злоупотреблять его благосклонностью не стоит, что говорится, плошать я не собираюсь.
От горячего чая меня разморило, я переместился на диван, замотался в покрывало, и глаза закрылись сами, избавив меня от мучительного ожидания.
Голоса донеслись будто из другого измерения, и я их проигнорировал, а когда кто-то принялся трясти за плечо, вскочил и заозирался, не понимая, где нахожусь и что за усатый милиционер передо мной, каморка эта обшарпанная…
— Устал? Вырубило? — спросил Василий Иванович с сочувствием.
Я протер глаза и кивнул.
— Получилось выяснить, что с дедом?
Сделав виноватое лицо, милиционер кивнул. Я брякнулся на диван, готовясь к худшему. Иван Васильевич вскинул руки:
— Не волнуйся, живой он! В неврологии пятнадцатой больницы.
Я вскочил.
— Инсульт?!
Сержант пожал плечами.
— Не могу сказать. Просто он в списках приемного отделения. Тут телефон есть. — Он положил на стол обрывок газеты с номером, написанным от руки поверх текста. — Позвони, выясни. Отделение работает круглосуточно, должны ответить.
— Огромное вам спасибо! — воскликнул я.
Пока бежал к телефонным будкам на улице, думал, что, когда человек помогает тебе просто так, хочется сделать ему приятное. Не взятку дать — отблагодарить за человечность. Запустить круговорот добра в природе. Денег он не берет, у меня ничего нет, а в аэропорту конский ценник. Так бы купил хотя бы чаю с печеньем, им ведь тоже зарплату задерживают, а если нет, так скоро начнут.
Точно у деда инсульт. Если бы он вступил в противостояние с правоохранительными органами, попал бы в травму или обезьянник.
Только бы его не парализовало! Насколько знал я-взрослый, во многом тяжесть последствий зависит от того, как быстро оказана помощь. Он там почти сутки, лекарств в больнице нет. Может, уже поздно, и он умрет, лишится разума или останется прикованным к постели — неизвестно, что хуже.
В справочной я узнал телефон приемного отделения больницы — «пятнашки», как подсказала память взрослого. Окоченевшими пальцами я набрал больницу. Казалось, жизнь и вера держатся на пунктирной линии сигналов.
Никто не ответил, я многоэтажно и по-взрослому выругался, подавил желание пнуть будку. Набрал отделение еще раз. И снова без ответа.
Промозглый ветер пробирал до костей, изо рта шел пар. В очередной раз я обругал себя, что не взят теплые вещи.
Сердце разрывалось от бессилия — нужно было срочно в больницу! Счет идет на минуты!
Впустую позвонив еще раз, я поковылял в зал ожидания, но меня окликнул молодой парень в ветровке, переминающийся с ноги на ногу — он тоже был легко одет и мерз.
— Ехать надо? — спросил он, не рассчитывая на положительный ответ, и передернул плечами.
— До пятнадцатой больницы за сколько довезешь? — спросил я, останавливаясь и дуя на окоченевшие руки.
Определенно мне сегодня везет! Вот только денег осталось мало, три тысячи, остальное в долларах, и купюры все крупные. Согласится ли он меня довезти? Можно рискнуть и обменять сотку, но так я рисковал получить по башке, аэропорт — все равно что вокзал. Тут бешеная текучка, и валютчики, которых, да, много, работают в связке с ворами — о своей репутации заботиться не надо, как моему знакомому с рынка.
— А где эта больница? На востоке? — уточнил парень — светловолосый, ясноглазый, похожий на Люка Скайуокера, но очень худого.
Одет он был так же легко, как и я, а на ногах даже не кеды — сандалии. Естественно, он мерз, аж нос покраснел.
— Перово, Новогиреево, где-то там, — ответил я.
Он сморщил нос, почесал в затылке, прикидывая, стоит ли овчинка выделки, потом посмотрел на меня с сомнением. Я невольно повернул голову и глянул на свое отражение: обычный подросток, не мажористый. Будь я гопником, не стал бы такого грабить: простые кеды, школьные штаны, ветровка с полосками, выцветший рюкзак.
— Пять тысяч, — озвучил сумму он.
— Три, — начал торг я.
Терпеть не могу торговаться. Если бы располагал этими деньгами, согласился бы, а так выбора не оставалось.
— Ну хотя бы четыре, — включился в игру таксист, воровато поглядывая по сторонам.
— Не торгуюсь. Больше просто нет. — Я виновато пожал плечами и направился в здание аэропорта ждать утро, чтобы сесть на автобус, и жалея, что покинул такой уютный диван в каморке Ивана Васильевича, обратно меня вряд ли пустят, да и честь надо знать.
— Эй, — окликнул меня Скайоукер, снова огляделся. — Ладно, поехали. Домой хочется.
Он громко зевнул, потягиваясь.
Снова повезло? Или три тысячи — нормальная цена для такого расстояния? Или парень так же нуждается в деньгах, как я — в этой поездке? А может, дурное задумал, потому так воровато озирается?
Я обернулся. Он сделал приглашающий жест.
— Идем, машина там, дальше.
Неужели решил завести меня в темный переулок и ограбить? Может, там вообще машины нет? Смогу я завалить такого тщедушного взрослого? Во мне боролись желание поскорее узнать, что с дедом, и осторожность.