Вперед в прошлое 7
Шрифт:
Это Москва, тут все непросто. Придется искать другой источник информации и засесть в библиотеке.
В Ясенево я доехал раньше на десять минут, выбежал на поверхность, жадно втянул свежий воздух. Наконец не пахнет падалью! Встал, где мы условились с теткой Юрки: под буквой «М» у выхода из метро; запрокинул голову, глядя на затянутое тучами небо. Все-таки правильно взял зонт!
Многочисленные торговцы, разложившие свой товар на газетах, начинали сворачиваться, оставляя после себя окурки, обрывки бумаги и картон.
—
Метро работало слаженно и ритмично, выталкивало людей порциями, как сердечные сокращения — кровь. Вот и лимфоциты — группка ППСников — ищут самые денежные бактерии, чтобы их ощипать. Понятно теперь, почему все разбегаются. Н-да, с иммунитетом у нас беда. Нелюдей, которые накачивают детей наркотиками и раздают нищенкам, побирающимся на своих постах, не трогают, зато вон, деда, продающего ложки, обобрали. Аутоиммунное заболевание у моей страны.
Сейчас менты потрошили мужика, торгующего джинсами. Он пытался с ними препираться, а потом с обреченным видом сунул им откупные. Пирожочницу менты не тронули, кивнули ей. Ага, эта, как мой дед, заранее договорилась…
— Павел? — окликнули меня голосом, каким только приговоры озвучивать, и я обернулся.
Передо мной стояла высокая худая женщина с красными волосами, губами и жемчужными бусами на обвислой морщинистой шее. На вид ей было под шестьдесят. Брючный синий костюм, каблуки, сумочка.
— Здрасьте, — кивнул я и представился еще раз, надеясь, что она назовет свое имя.
— Алла Витальевна Чумакова, я старшая сестра Юриного папы.
Ага, вот, значит, как. И замужем эта женщина не была, фамилию не сменила. Или была, но не меняла. С полминуты тетушка меня сканировала взглядом, оценивала. Наконец сказала:
— Думала, у Юры, кхм, другие друзья. Что у вас общего?
— Он мой одноклассник. Поначалу мы с ним воевали, дрались, потом помирились, — честно ответил я, направляясь за ней. — Жалко мне его. Расскажите, как он?
Про Юркино письмо, полное отчаянья, я говорить не стал. Алла Витальевна молчала, обдумывала ответ. Наконец выдала:
— Плохо. Устроила его в новую школу, приличную, он там сразу же подрался, его поймали в курилке, а на следующий день — с пакетом на голове! Понятное дело, в классе ему объявили бойкот, и он отказался ходить в школу, говорил, что там одни… как же их… слово забыла.
— Чушпаны? — уточнил я.
— Точно. Я с ним и так, и эдак, и по-доброму, и — угрозами. Ничего не помогает. Раз сбежал, я заплатила милиции, чтобы его нашли, Юру вернули, и он снова сбежал. Опять вернули с пакетом на голове. Хорошо, из дома ничего не тащит. Думала, если вырвать его из тлетворной среды, он выправится, но нет. Видимо, мне придется признать свое поражение и умыть руки.
— Сейчас он где? — спросил
— В психиатрической лечебнице. Главврач сказал, что Юру надо выключить с помощью транквилизаторов, а потом включить, это может пробудить его разум. Он на таблетках, по большей части спит.
Вопреки ожиданиям, тетушка повела меня не домой, а в кафе, старое, советского образца, купила мороженое мне и себе. Взрослый во мне захотел оплатить общий счет, но быстро утих.
— Можете устроить нам с Юрой встречу? — спросил я, ковыряя мороженое, политое клюквенным вареньем.
— Не знаю, что делать, — вздохнула Анна Витальевна, покачивая ложку, зажатую между длинными тонкими пальцами. — Похоже, я переоценила свои силы. Думала, мальчик увидит нормальную жизнь, одумается. Он совершенно неуправляемый!
— Так что насчет встречи? — не унимался я.
— А толку? — погрустнела она. — Юра неуправляемый, он не станет тебя слушать.
— Если есть маленький шанс, что он услышит, почему бы им не воспользоваться? Только и вам придется поработать, помогать ему меняться, если вы, конечно, еще согласны.
Женщина упрямо вскинула голову.
— Конечно я согласна.
— Вы работали на начальствующей должности? — предположил я, она кивнула. — Да, в Норильске.
— Это чувствуется. Понимаете, Юра никогда никому не подчинялся, родителям было на него наплевать, учителей он ни во что не ставил, и вдруг — куча ограничений. Вот он и почувствовал себя так, словно его посадили в тюрьму, а теперь еще больница… дурдом. С ним надо мягко и постепенно, не только кнутом, но и пряником.
— Да я и так! — возмутилась Алла Витальевна. — Что ты думаешь, я его сразу на цепь посадила?! Велосипед пообещала, видик и так есть, что еще? Приставку? Да пожалуйста! Но он будто невменяемый!
— Сперва мне нужно с ним поговорить, узнать, чего бы ему хотелось и чего не хватало. Может, тогда вам будет проще найти контакт. Хотя теперь, после больницы… не знаю. Но попытаться стоит.
Воцарилось молчание. Я размазал варенье по подтаявшему мороженому, отправил ложку в рот и зажмурился от удовольствия. Мороженое с клюквой — это божественно!
— Я побеседую с врачом, договорюсь о вашей встрече, — наконец сказала она. — С ним психиатр работает, и психолог. А что ты ему скажешь?
Доев мороженое, я ответил:
— Не знаю. Сперва надо Юрку выслушать, а потом попытаться переубедить, уж я слова найду. На меня-то он будет смотреть как на друга, а не как на… того, кто держит его в неволе.
Алла Витальевна глянула на меня с сомнением. Пока она не передумала, не решила, что попусту потратит время на самоуверенного сопляка, я продолжил:
— Позвоните мне, пожалуйста, когда что-то решится. — Я написал на салфетке шариковой ручкой номер деда. — Ваш телефон у меня есть.