Впереди - Берлин !
Шрифт:
Уже три дня мы с Михаилом Ефимовичем объезжаем части, вручая правительственные награды, и в каждой бригаде - одно и то же. Катуков ворчит: "Везде полуночники".
Выпив крепкого чая у гостеприимного Володи Горелова, Михаил Ефимович лукаво спросил хозяина:
– Устал, небось, на бригаде?
– Никак нет!
– удивлен Горелов.
– Вот, советовались мы с Кирилловичем: не пора ли тебя на корпус выдвигать?
Горелов насупился:
– В нашей армии на корпусах командиры есть. В другую - не пойду.
– Не торопись, планы Военного совета тебе неизвестны.
Горелов подумал.
Потом сказал:
– За доверие - спасибо. Но если можно, выслушайте мое мнение. У Гетмана корпус боевой, хороший, но там и свои комбриги опытные, и зам неплох; главное - танкистов среди них хватает. А я свой корпус люблю и до конца войны готов в нем остаться на бригаде. Но если хотите выдвигать - с охотой пошел бы замом к генералу Дремову. Для дела это будет полезно: я в нашем корпусе все бригады знаю, знаю и офицеров, и солдат, кто чего стоит. Иван Федорович - неплохой комкор, но, - Горелов пожал плечами, - мало внимания танкам уделяет. Если доверите место его зама - с удовольствием пойду.
Предложение Горелова ломало наши планы.
– Твое мнение?
– спросил меня Катуков.
– А твое?
– отвечаю ему вопросом на вопрос.
– Горелову бригаду не я, а ты сдавал. Сам преемника выбирал себе. Дремов-то действительно танкового образования не имеет. Природа танковых войск ему не очень близка. Если удовлетворим желание Горелова, то, конечно, подкрепим Дремова.
– Горелов, а обижаться не будешь?
– спросил Катуков.
– Если вместо Гетмана назначим на корпус не тебя, а твоего друга Бабаджаняна?
Горелов даже привстал от волнения.
– За Армо только рад! Кандидатура подходящая. Бабаджанян - почти танкист. И на корпус больше меня подходит: сумеет лучше организовать взаимодействие с пехотой.
Ответ был не без доли яда: Горелов гордился своим "чистокровным танкистским" образованием.
– Ну что ж, в принципе, считай, поговорили. Будем докладывать по инстанциям. Но в бригаде работу не ослабляй.
– Для меня бригада - мой дом.
– Хотим узнать твое мнение: кого командиром бригады вместо тебя подобрать?
Горелов, волнуясь, мерил крупными шагами комнату, брови его задумчиво сдвинулись, губы шевелились, как бы произнося одну за другой фамилии. Мы не торопили. Иногда энергичным взмахом головы он как бы отбрасывал неудачную мысль. Наконец остановился.
– Считаю, что наилучшей кандидатурой будет не мой зам и не начштаба, а Темник - командир танкового полка из бригады Костюкова. Был с ним в нескольких боях. Грамотный, смелый, спокойный. Под танком не раз вдвоем лежали разговаривали. Рассказывал, что он из политработников: значит, будет хорошим командиром.
– Ты Темника хорошо знаешь?
– спросил меня Катуков.
– Да. На Халхин-Голе он был начальником политотдела танковой бригады, с начала войны выпросился на фронт. Танкист до мозга костей! Окончил высшие
– Сочетание неплохое: политработник и командир,- задумался Михаил Ефимович.- Но как, Горелов, твои орлы примут Темника?
– Все будет хорошо. Ручаюсь.
– Ну что ж. Темник так Темник. По-моему, кандидатура подходящая.
Катуков отодвинул от себя пепельницу, подошел к двери и распахнул ее. Легкий, напоенный запахом смолы ветер освежил нас.
Из бригады мы поехали в штаб армии. Катуков всю дорогу находился под впечатлением беседы с Гореловым.
– Предложили корпус - ведь не пошел! Прав был Дремов, когда просил его к себе замом.
Горелов с двух лет воспитывался в Уржумском детдоме: его отец, кровельщик, разбился на работе, мать умерла вскоре после отца. Путь у него был прямой: ФЗО, завод, из пионеров - в комсомольцы, по путевке комсомола - в танковое училище. Потом - армия: взвод, рота, академия... Да, такой человек предан своему боевому коллективу.
– Редкий человек. А Бабаджанян, думаешь, от корпуса не откажется?
– Думаю, что все же согласится.
В штабе встретили секретаря Львовского обкома партии Ивана Самойловича Грушецкого. У него было к армии много просьб, больших и малых. Касались они восстановления хозяйства Львовщины. Ведь прошел всего месяц, как область была освобождена от гитлеровцев.
– Может, трофейные лошаденки найдутся? А то беда: на коровах пашут. Горе, а не пахота!
– Есть лошаденки, дадим. А танковой армии они и по штату не положены.
– Инвентарь у нас старый, машины разбиты!
– Отремонтируем. Да и трофейных машин дадим. Не откажем.
Иван Самойлович от души благодарил нас - представителей армии.
– Провожу завтра партийный актив, приглашаю вас. Послушайте, как живет освобожденная область.
Всю дорогу в двести километров до Львова заполнили разговоры о давних историях и взаимоотношениях руководителей партийных и советских организаций с армией.
Партактив проходил в уцелевшем здании Львовского оперного театра. Оно до отказа было заполнено секретарями райкомов, председателями исполкомов, пропагандистами и другими партийными и советскими работниками. Почти все были в гимнастерках со следами споротых погон, некоторые прихрамывали, опираясь на палочку, другие вели записи левой рукой: правый рукав был прихвачен поясным ремнем. Многие среди них - наши боевые друзья: танкисты, артиллеристы, пехотинцы, саперы. И сам секретарь обкома генерал И.С. Грушецкий, с которым мы вместе воевали еще с сорок первого года, только два месяца, как оставил армию.
Внимательно слушали мы доклад Ивана Самойловича Грушецкого: больше трех лет не доводилось нам бывать на областных партактивах...
Огромная работа предстояла труженикам Львовщины - мы прошли всю область с боями и видели разрушенную до основания промышленность, сожженные села и города. Казалось, десятилетия понадобятся, чтобы возродить когда-то цветущий край.
Но секретарь обкома говорил о сроках куда более коротких - руками женщин и искалеченных войной мужчин ведется гигантская восстановительная работа.