Впереди вражеский берег
Шрифт:
Глава 1. Взлет
Светила полная луна. Легкий туман серебрится над мирными английскими равнинами, скрадывая цвета. Да в любом случае местность в Линкольншире не отличается богатой палитрой. Сам город Линкольн уже успокоился — парни с бомбардировщиков отлично его знали. В этом городе жили прекрасные, приветливые люди, которые настолько привыкли к летчикам, что перестали их замечать. На холме в городе расположен высокий кафедральный собор, который служит отличным ориентиром для любого самолета. Маленькие деревеньки, разбросанные по болотистой равнине, мирно спали. Здесь живет простой, честный люд, который типичен для восточного побережья Англии. Самый трудолюбивый из фермеров уже давно отправился
Мы летели не очень высоко, на высоте примерно 100 футов, интервалы между самолетами тоже были маленькими. Поэтому, полагаю, с земли это смотрелось очень красиво — большая группа «Ланкастеров» в четком строю, которыми управляют парни, отлично знающие свое дело. Под нами, практически под самым брюхом самолета, со скоростью 200 миль/час проносились деревья, поля, шпили церквей, короче — Англия.
Мы отправились в полет, которого ждали очень долго; полет, который был тщательно спланирован; к которому мы долго и упорно готовились. Этот налет в случае успеха должен был принести важнейшие результаты. Мы должны были разбомбить дамбы.
Те, кто видел кабину «Ланкастера» в лунном свете, когда самолет летит над самой землей, поймут меня. Описать все это очень трудно. Пилот сидит чуть слева на высоко поднятом мягком кресле с подлокотниками. Обычно он держит штурвал левой рукой, правой работая различными рукоятками и кнопками. Но, находясь над вражеской территорией, большинство пилотов берут штурвал обеими руками. Чтобы управлять «Ланкастером», нужно быть сильным человеком.
Перед пилотом поблескивают шкалы приборов. На панели слепого полета, как ее называют пилоты, мигают красные лампочки, указывая на механизмы, за которыми необходимо следить. Пилот должен точно знать обязанности остальных членов экипажа, чтобы отдать распоряжение именно тому человеку, которого это касается. Бортинженер — «лучший друг пилота», он сидит рядом с ним, следя за панелью управления моторами. Большинство бортинженеров Бомбардировочного Командования — обычные механики наземных служб, которые добровольно вызвались летать, и они прекрасно справляются со своими обязанностями.
В кабине тепло, и потому пилот и бортинженер одеты очень легко. Их кислородные маски болтаются на ремнях у подбородка. Эти маски все считают необходимым злом. Над вражеской территорией мы носим их постоянно, и не потому, что нам нужен кислород, а потому что у пилота нет времени снимать руку со штурвала и подносить микрофон ко рту. В результате, после 6 часов сидения в маске, ты выматываешься до предела. Множество раз мы задавали вопрос: «А почему у нас нет ларингофонов, как у американцев?» И не получали ответа.
Между двумя носовыми иллюминаторами расположен самый важный инструмент — репитер компаса, который связан с главным компасом, находящимся сзади. Глаза пилота постоянно перебегают с репитера на указатель скорости, со спидометра на авиагоризонт, с авиагоризонта на луну, с луны на землю и обратно на репитер. Не удивительно, что после возвращения у меня глаза красные, как у кролика.
Вот так выглядит все это. Стеклянный колпак. Мягкий лунный свет. Двое молодых мужчин. Они совсем молоды, но уже опытные специалисты. Они гордятся своей эскадрильей, полны решимости выполнить задание и вернуться домой. Все молчат. Лишь ветер свистит за бортом, и тяжело гудят 4 мотора «Мерлин».
В моем «Ланкастере» довольно тепло, хотя Хатч отключил обогрев. Я сижу в одной рубашке и спасательном жилете. Как ни странно, мой жилет сделан в Германии. Я забрал его с одного из сбитых самолетов в 1940 году, и он служит предметом зависти всей эскадрильи. Окна открыты, и в кабину бьет струя холодного воздуха, издавая жуткий шум. Я, напрягая голос, крикнул бортинженеру Палфорду:
«Ради бога, закрой это окно».
Палфорд родился в Лондоне, он вежлив и исключительно трудолюбив. Он будет копошиться, пока не закончит дело, и отвлечь его невозможно. Наконец что-то щелкает, шум прекращается, и воцаряется относительная тишина. Я спрашиваю Терри:
«Где мы сейчас?»
«Я полагаю, нас снесло на милю влево. Сейчас проверю. Как ты думаешь, Спэм?»
Спэм — наш бомбардир. Перед тем как ответить, он довольно долго выпутывается из привязных ремней, а потом находит нашу позицию на карте. Она перематывается на двух роликах и чем-то напоминает рулон туалетной бумаги. Но как бы она ни выглядела, ее роль исключительно велика. Именно по этой карте Спэм и Терри должны вывести нас к цели.
«Да, ты прав, Терри. Нас снесло примерно на милю влево. Мы над железной дорогой в Кинг-Линн».
Спэм родился в Австралии и, без сомнения, стал лучшим бомбардиром своей страны. Однако он не слишком уверенно читает карту, и Терри то и дело заглядывает ему через плечо, чтобы проверить. Потом он ныряет в свою кабинку, чтобы быстренько кое-что подсчитать. После этого мне приказывают изменить курс на 3 градуса вправо. Легкое движение ручки заставляет неуклюжий «Ланкастер» почти незаметно повернуть свой тупой нос чуть к югу. Парни, летящие рядом со мной, повторяют этот маневр.
Снова слышен голос Терри:
«10 минут до берега. Мы сможем точно определиться, так как пролетим прямо над Ярмутом».
Они отличные парни — Терри и Спэм. Старший лейтенант Тэрум родился в Канаде, в Калгари, и сохранил мягкий канадский акцент. Он получил прекрасное образование и любит свою симпатичную жену, ирландку Пэт, которая служит во вспомогательном женском корпусе Королевских ВВС. Вероятно, Терри — лучший штурман эскадрильи. Он совершил уже 35 боевых вылетов и прекрасно знает свое дело. Я ни разу не видел, чтобы Терри вышел из себя, хотя иногда он затевает долгий спор со Спэмом относительно координат самолета в данный момент. Спэм, а точнее — старший лейтенант Спаффорд, родился в Австралии, в Мельбурне. Он отличный товарищ, и мы вместе участвовали в огромном числе вечеринок. В качестве бомбардира он является рекордсменом эскадрильи. Не так давно он спросил меня, а зачем, собственно, мы берем парашюты? Ведь мы летаем на такой малой высоте, что просто не успеем выпрыгнуть, даже если это потребуется. Это было прекрасной иллюстрацией того, что он думает о полетах. Для него это была рулетка, и Спэм всегда ставил на правильный номер. Он летает чуть дольше Терри, и совершил уже около 40 вылетов. Раньше он летал с одним из лучших пилотов 50-й эскадрильи. Когда он попал в мою эскадрилью, я подумал, что моя манера летать заставит его понервничать, однако он успокоился уже после первой пары полетов. Спэм тоже сохранил характерный акцент своей родины. Мне казалось, что у меня типичный южно-английский акцент с его протяжным произношением. В результате мы то и дело подшучиваем друг над другом, но всегда беззлобно. Мы прекрасно знаем, что может случиться все, что угодно, но мы останемся прекрасной командой.
Сзади сидит Трев — хвостовой стрелок, если уж использовать официальный термин Королевских ВСС. Я полагаю, что ему досталось самое неудобное место в нашем бомбардировщике. Он пока что в одном кителе, но немного позднее наденет свой старый меховой комбинезон. И не потому, что станет холодно, а из-за его аромата. Вся одежда, которая совершила достаточное количество вылетов, приобретает специфический запах, резкий, но отнюдь не неприятный. Этот запах просто кричит, что владелец костюма — очень опытный летчик. Жена или любящая мать немедленно отправила бы эту вещь в стирку, если бы только она попала ей в руки. Но сами парни смотрят на это совсем иначе. Насколько я мог заметить, чем сильнее воняет комбинезон, тем больше его любят!