Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины
Шрифт:
– Ну, пожалуй, пойду, – пробормотала Нонна и повернулась к Олесе. – Ты со мной?
– Ага! – кивнула она и поднялась, старательно держась за край стола. Коньяку за прошедший вечер было много, явно больше, чем надо. Зато разочарование и боль уже не так сильно ощущались. Плевать! На всех на них и на их продюсеров, и на их мнения, и вообще – чума на оба «ейных» дома!
– Ну, так начинай идти. – Нонна подцепила Олесю под локоть, обреченно понимая, что тащить эту звезду придется прямо до дома. Благо они жили в одном и том же, только в соседних
– Я вас подвезу, – вызвалась Женя. И хотя идти тут было всего ничего, пара кварталов, предложение было принято с огромным энтузиазмом. Шутка ли – пара кварталов для пьяной актрисы на высоких каблуках? И они все как-то удивительно быстро ретировались, растворились в воздухе и исчезли за пределами лестничной клетки. Когда Анна и Матгемейн открыли глаза, все еще не отрывая губ друг от друга, не разрывая поцелуя, они увидели, что в квартире никого не осталось – только разбросанные по столу карты подтверждали, что еще несколько минут назад тут сидели люди.
– Я люблю тебя, – прошептала Анна, улыбаясь и не сводя взгляда с красивого, веснушчатого, необычного лица. – Медведь ты мой.
– Я не могу больше тут каждый вечер без тебя, – прошептал Матгемейн по-английски.
– Я буду стараться, – прошептала Анна, прекрасно зная, что он имеет в виду.
– Дело в деньгах? Сколько нам нужно денег? Я уже договорился в одном клубе… – начал было он, но Анна только помотала головой.
– Не волнуйся. Сколько сможешь заработать, столько и хорошо, – заверила его она.
– Хочу, чтобы ты была счастлива. Ты счастлива? – в сотый раз спросил он.
– Да. А ты – ты счастлив? – Анна чувствовала, что буквально падает с ног от усталости. Это была длинная неделя.
– Yes, – кивнул он, подхватил Анну на руки и понес, потащил в супружескую спальню. – Sure, I am! [7]
Если бы на то была его воля, он бы и вовсе не выпускал Анну из их спальни, с их необитаемого острова – так и держал бы, обнаженную, босую, с распущенными волосами. Кормил бы с руки, приносил бы ей воду. Любил бы ее так часто, как только мог. Но вместо этого ему доставались только жалкие остатки ее времени. И даже в эти короткие вечерние моменты, когда она оказывалась в его объятиях, была настолько уставшей, что отключалась через несколько минут после любви, стоило лишь ее светловолосой головке коснуться подушки.
7
Конечно, я счастлив! (англ.)
Часть вторая
Вероятное неизбежно…
Правильно сделанный выбор только добавляет желания послать все к чертовой матери.
Нежданчик
Холода с севера пришли раньше, чем москвичи рассчитывали и были готовы их принять.
– У тебя не так много мозгов, чтобы рисковать ими, – смеялся он, глядя, как Олеся кривится своему отражению в зеркале. Цветастая вязаная шапка с двумя помпонами, может, и была ей к лицу, но бесила и раздражала.
– Тебе хорошо, у тебя нет прически, – ворчала Олеся.
– Не согласен! У меня есть прическа. – И Померанцев указывал на короткую стрижку, которую недавно сделал и которая не нравилась ей.
– Этой твоей прическе не повредит, если даже по ней танк проедет! – возмутилась Олеся.
– И ты сможешь переуложиться, когда доберешься до студии, – успокоил ее он. Олеся уже вторую неделю вела программу на одном из очень кабельных каналов. Настолько кабельных, что никто никогда не слышал об этом канале, кроме жителей конкретно Орехово-Борисова, где, собственно, и был профинансирован из средств бюджета этот маленький и как бы молодежный канал. Единственное, ради чего Олеся вообще согласилась мотаться туда, считай, каждый день, да еще теперь по холоду и в шапке, – это чтобы добавить в свое резюме пункт «телеведущая».
– Ладно, я пошла, – фыркнула она, намереваясь стянуть эту ужасную штуку со своей головы, как только пересечет двор дома и скроется из зоны видимости своего мужа. Однако стоило завернуть за угол, как раздался звонок. Это был Померанцев с требованием не снимать шапку.
– И не собиралась! – возмутилась Олеся, хотя шапка уже была у нее в руках.
– Надень обратно, ради меня, да? – Голос Максима был мягким, но настойчивым. – Я узнаю, если ты этого не сделаешь.
– Как? – вытаращилась Олеся, оглядываясь вокруг себя.
– Неважно, – и отключился. Она вздохнула и нацепила шапку. Черт с ней, пусть и не будет прически. Никто все равно не смотрит этот «Молодежный вестник» Орехово-Борисова. Телефон в кармане снова завибрировал и запел. Олеся раздраженно вытащила его из кармана и, не глядя, рявкнула:
– Что? Я надела эту чертову шапку!
– Очень рад за тебя! – после некоторой паузы ответил не слишком-то знакомый мужской голос. Затем Олеся услышала вполне знакомый смешок.
– Шебякин? – Она оторвала аппарат от уха и посмотрела на номер. Незнакомый. Новый?
– Он самый, моя дорогая, – радостно подтвердил тот. – Что-то ты совсем пропала, не звонишь, не пишешь. Брезгуешь?
– Шебякин, тебе чего? – разозлилась Олеся. – Я тут на ветру стою. Мне идти надо, одно шоу теперь веду.
– Шоу? – хмыкнул Артем. – Это ты молодец. А то, что на ветру стоишь, – неправильно. Скажи мне, где конкретно ты стоишь на нем, и я тебя прикрою.
– Шебякин, отстань, а? Ты что, пьян?
– Не без этого, – не стал отрицать он. – И все же нам надо встретиться. Ты свободна после шоу?