Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины
Шрифт:
– И она становится звездой! – хлопает в ладоши Женя.
– Ага, Люба – звезда ютьюба. В общем, мою героиню кладут в дурдом. Ее там навещает один друг из актеров. Рассказывает, что выделили деньги и дали новое здание. Говорит, что все по ней скучают. Режиссер бросил ту, вторую, актрису и уехал в Москву. В общем, открытый финал.
– Круто! – кивнула Женя, восхищенно причмокивая.
– Ничего так, не спорю. Но что на это Померанцев сказал? – вмешалась Нонна. Олеся проигнорировала было этот вопрос, но та повернулась к ней и посмотрела прямо в глаза.
– Ничего, – пожала плечами Олеся.
– Потому
– А вот мне больше интересно, почему именно такого плана кадры моментально делают фильм «культурным»? – спросила Женя.
– Эмоции! Надрыв. Подлинные чувства, оголенные проблемы, – пожала плечами Олеся. – Плюс все любят обнаженку, но чтобы так, культурненько. А вообще, все это ерунда. У Шебякина в министерстве знакомый есть. Он этот фильм давно уже пробивал.
– И наконец пробил, – кивнула Анна. – Так что насчет Померанцева? Скажешь ему? Или пригласишь на премьеру?
– Скажу, наверное. Но не сейчас. Пусть сначала его книжка выйдет, что ли?
– Ты ее будешь читать? – спросила Женя, которую искренне возмущал этот странный, вызывающий запрет. – Я, к примеру, прочитаю обязательно.
– Да плевать мне на это все, – призналась Олеся. – Все, о чем могу думать, так это о том, что у меня есть роль. У меня есть роль, девочки! Не могу поверить в это. Настоящая роль. Померанцев, кстати, думает, что я с Шебякиным ради нее переспала.
– Как? Почему?
– Ну… – Олеся запнулась. – Потому что он это предположил. А я не стала опровергать.
Девочки переглянулись, не зная, как реагировать на это. Олеся – она так изменилась, это было видно невооруженным глазом.
– Ты смеешься?
– Можно сказать и так, – согласилась Олеся. – Это было очень смешно. Он сказал, что мне никогда не дадут роль и что, даже если я пересплю с десятью режиссерами, это мне ничем не поможет. А если поможет, все равно ничего не изменится. Потому что я бездарность. Потому что – ничто. Он женат на пустоте.
– Какая свинья, да? – кивнула Нонна.
– Свинья? – Олеся покачала головой. – Разве в этом дело? Разве можно что-то изменить в том, какая он свинья? Я просто не хочу ничего ему говорить. Боюсь ему говорить о чем-то хорошем в моей карьере.
– Боишься, что взбесится?
– Нет, – покачала головой Олеся. – Максим все равно периодически бесится. Я привыкла, даже не знаю, может, люблю это. Он может делать со мной все, что угодно, – и уж поверьте, когда узнает, что я согласилась делать в этом фильме, он уж постарается на славу.
– Олесь!
– Нет, подожди. – Она покачала головой и положила свою ладонь на Женькину руку. – Дослушай. Я не хочу, чтобы Максим знал хоть что-то про мой фильм, потому что мне кажется, это – дурная примета. Он как какая-то черная кошка, честное слово.
– Может сглазить? – кивнула Женя с пониманием. – У меня была такая знакомая. Рядом с ней всегда происходило что-то плохое. Потом сводили к целителю одному, и она…
– Но Померанцев все равно узнает, – перебила Нонна. – Ты же не сможешь такое
– Ты думаешь? – расстроенно переспросила Олеся. – Ну, сколько удастся протянуть… А там, глядишь, начнутся съемки, и уеду на три месяца. Или даже на четыре. Когда вернусь, уже будет поздно. Кстати, Анна, а ты-то поедешь, если они позовут?
– Анна? – строго взглянула на нее Нонна, и Анна отвела взгляд.
Простая математика
Дело Анны находилось в надежных руках, и в этом не было никакого сомнения. Адвокат Померанцева был хорош, и разрешение на работу, и временная регистрация в квартире были тому безусловным подтверждением. Проблема заключалась только в том, что все эти документы были на три месяца. Главная же цель – постоянный вид на жительство, который бы решил все проблемы раз и навсегда – почему-то ускользала, несмотря на то что по всем законам был положен Матгемейну без вопросов и вариантов.
Документы готовились пачками – выписки из домовых книг, какие-то письма, подтверждения легального въезда на территорию Российской Федерации, но затем все вязло в каком-то необъяснимом болоте. После месяца мытарств Анна нашла себя сидящей в бесконечной очереди в миграционном отделе и почти потерявшей надежду и веру. Надежду на скорое завершение всего этого, веру в померанцевского адвоката.
Сотрудник миграционной службы молчал, задумчиво перебирая бумажки в толстой картонной папке. Свидетельство о браке, перевод паспорта, заверенный каким-то штампом. Копии свидетельств о рождении детей, свидетельство о смерти первого мужа – уж это-то зачем тут, вообще непонятно. Кажется, и сотрудник тоже не особенно это понимал. Он был молод, не старше двадцати пяти. Наверное, не так давно из какой-нибудь юридической академии. Почти наверняка – чей-нибудь сынок, иначе не оказался бы на такой должности. Все места, где, так или иначе, решается судьба человеческая, – самые прибыльные, за исключением, наверное, операционной хирурга. Там зачастую решаются вопросы жизни и смерти, и весьма регулярно – за одну только зарплату, ну и за коробку шоколадных конфет.
– Алексей Леонидович, что-то не так? – спросила Анна, испытывая неприятные эмоции из-за затянувшейся паузы. Матюша сидел рядом, глядя в пол, и молчал. Он не понимал ни слова из того, что тут говорили, и не понимал, отчего житье-бытье с любимой женщиной, с законной женой может вызывать столько проблем. Также его задевало то, что его водили, как быка на веревке, по разным ведомствам и службам, но так и не сказали, в чем дело. Что не так, в чем проблемы? Анна улыбалась и говорила, что все решит. Матгемейн не хотел, чтобы она брала все на себя. На это уходило слишком много времени.
– Необходимо предоставить бумагу, подтверждающую официальные доходы. Вы что же, нигде не работаете?
– Я работаю парикмахером и визажистом, – пробормотала Анна.
– Вот и принесите, – кивнул Алексей Леонидович, равнодушно скользнув взглядом по ее рукам на коленях. Она все теребила ручки от сумки, и его это раздражало, но он сдерживался.
– Но почему вы раньше не сказали? У меня нет официального подтверждения, – возмутилась Анна, но тут же сбавила тон. Алексей Леонидович встал из-за стола и посмотрел в окно.