Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора

Зимин Игорь Викторович

В газетах публиковались бюллетени о ходе лечения Николая I, после того как он сломал ключицу осенью 1836 г. Печатались бюллетени во время болезни цесаревича Александра Николаевича в 1845 г. Официальные бюллетени появлялись и во время скоротечной болезни Николая I в феврале 1855 г.: бюллетени, «по образцу прошлых лет», вывешивали в Зимнем дворце с 17 февраля 1855 г., [18] а публиковать их начали буквально за день до смерти монарха. [19]

18

Военный министр Александра II Д. А. Милютин вспоминал, что «слухи о болезни встревожили весь город, но бюллетени о ходе болезни не печатались, так как Государь не любил подобного опубликования, а доставлялись только особам Царского семейства и выкладывались в приемной Зимнего дворца для лиц, приезжавших осведомиться о состоянии больного. Начали печатать эти бюллетени только с 17-го числа».

19

Всего было опубликовано 4 бюллетеня.

Решение об информировании общественности принималось первыми лицами. Например, издание медицинских бюллетеней о состоянии здоровья Николая II, тяжело заболевшего в 1900 г. тифом, было дозволено только после одобрения императрицей Александрой Федоровной.

Информировались ли подданные о медицинских обстоятельствах, приведших к смерти монарха

О кончине монарха народу сообщалось в манифестах. Но далеко не всегда в них имелись даже намеки на медицинские обстоятельства, приведшие к его смерти. Например, в манифесте о кончине Петра I (1725 г.) упоминалось только о «двенадцатидневной жестокой болезни»; в манифесте о смерти Екатерины I (1727 г.) от имени Петра II лаконично сообщалось: «Наша любезнейшая Государыня бабка, от сего временного в вечное блаженство, сего месяца 6 числа о 9-м часе пополудни отъиде». В манифесте, посвященном восшествию на трон Анны Иоанновны, говорилось, что «Великий Государь Петр Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, болезнуя оспою, генваря от 7 дня от временного в вечное блаженство того же генваря 18 числа, в 1 часу по полуночи отъиде».

Как упоминалось выше, после смерти Елизаветы Петровны (1761 г.), подданных не только проинформировали о факте смерти императрицы, но и сообщили фрагменты из истории ее заболевания. Поэтому, в силу появившегося прецедента, в июле 1762 г., когда император Петр III Федорович был убит [20] братьями Орловыми в Ропше, его «безутешная вдова» посчитала необходимым обозначить некие медицинские обстоятельства, приведшие к смерти супруга (7 июля 1762 г.): «В седьмой день после принятия нашего Престола Всероссийского, получили Мы известие, что бывший Император Петр Третий обыкновенным и часто случавшимся ему припадком геморроидическим впал в прежестокую колику. Чего ради… тотчас повелели отправить к нему все, что потребно было предупреждению следств из того приключения, опасных в здравии Его, и к скорому вспоможению врачеванием. Но к крайнему Нашему прискорбию и смущению сердца, вчерашнего дня получили Мы другое, что он волею всевышнего Бога скончался». [21] Заметим, что европейские корреспонденты Екатерины II [22] много иронизировали над этим «припадком геморроидическим».

20

Наряду с традиционной версией убийства, есть еще несколько причудливых версий о причинах смерти Петра III. В том числе, одна из них – скоротечное заболевание, свидетельством чему сохранившиеся записки Алексея Орлова к Екатерине II: «Матушка Милостивая Государыня, здраствовать вам мы все желаем нещетные годы. Мы теперь по отпуске сего письма и со всею командою благополучны, только урод наш очень занемог и охватила его нечаенная колика, и я опасен, штоб он сегоднишную ночь не умер, а больше опасаюсь, штоб не ожил. Первая опасность для того, что он всио здор говорит и нам ето несколько весело, а другая опасность, што он действительно для нас всех опасен для того, што он иногда так отзывается, хотя в прежнем состоянии быть» (2 июля 1762 г.). О насильственном характере смерти Петра III свидетельствует другая записка Алексея Орлова: «Матушка милосердная Государыня! Как мне изъяснить описать, што случилось; не поверишь верному своему рабу, но как пред Богом скажу истину. Матушка, готов иттить на смерть; но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка, его нет на свете, но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на Государя. Но, Государыня, свершилась беда: мы были пьяны, и он тоже, он заспорил за столом с князь Федором; не успели мы рознять, а его уже не стало. Сами не помним, што делали; но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости меня или прикажи скорее окончить, свет не мил, прогневили тебя и погубили души навек» (см.: Песков А. М. Павел I. М., 2005). Оставляя в стороне дискуссию о подлинности последней записки, замечу, что свергнутые императоры долго не живут.

21

Электронная библиотека РНБ:ПСЗ РИ. 1-е изд. № 11599.

22

Сама Екатерина II писала о «медицинских обстоятельствах» гибели супруга: «Страх вызвал у него понос, который продолжался три дня и прошел на четвертый; он чрезмерно напился в этот день, так как имел все, что хотел, кроме свободы. (Попросил он у меня, впрочем, только свою любовницу, собаку, негра и скрипку; но, боясь произвести скандал и усилить брожение среди людей, которые его караулили, я ему послала только три последние вещи.) Его схватил приступ геморроидальных колик вместе с приливами крови к мозгу; он был два дня в этом состоянии, за которым последовала страшная слабость, и, несмотря на усиленную помощь докторов, он испустил дух, потребовав [перед тем] лютеранского священника. Я опасалась, не отравили ли его офицеры. Я велела его вскрыть; но вполне удостоверено, что не нашли ни малейшего следа [отравы]; он имел совершенно здоровый желудок, но умер он от воспаления в кишках и апоплексического удара. Его сердце было необычайно мало и совсем сморщено» (см.: Императрица Екатерина II. «О величии России». М., 2003).

Манифест о кончине Павла I. 1801 г.

Золотая табакерка, принадлежавшая графу Н. А. Зубову

Аналогичный манифест за подписью Александра I появился 12 марта 1801 г., сразу после гибели Павла I в Михайловском замке от рук убийц. В документе «медицинский диагноз» был оформлен следующим образом: «Судьбам Высшаго угодно было прекратить жизнь любезного Родителя Нашего Государя Императора ПАВЛА ПЕТРОВИЧА, скончавшегося скоропостижно апоплексическим ударом в ночь с 11-го на 12-е число сего месяца». Поскольку об обстоятельствах гибели императора было известно очень многим, то по Петербургу немедленно начала ходить шутка, что император умер «апоплексическим ударом табакеркой в висок». [23]

23

Сегодня табакерка, принадлежавшая графу Н. А. Зубову, которой по легенде и был нанесен удар в голову Павла I, экспонируется в Государственном Эрмитаже в Соборе Спаса Нерукотворного образа. Но это только устоявшаяся легенда.

Допускались ли лейб-медиками диагностические ошибки при оценке состояния здоровья первых лиц Империи

Как это ни печально, но от диагностических ошибок не застрахованы даже очень хорошие врачи (вплоть до наших дней, при всем современном медицинском оборудовании). Как говорят, у каждого врача есть свое кладбище, только у хороших врачей оно небольшое. Поэтому диагностические ошибки бывали и у лейб-медиков. [24]

Но чаще лейб-медиков обвиняли в некомпетентности дилетанты на основании досужих разговоров, поскольку в медицине и истории «компетентны» абсолютно все. Так было после смерти Николая I в феврале 1855 г., когда общественное мнение обвинило в «неправильном лечении» императора его врача М. М. Мандта. Так было и после смерти его супруги, императрицы Александры Федоровны, в 1860 г.

24

Собственно, смерть любого высокородного пациента рассматривалась как непосредственная вина врача, вне зависимости от совершения диагностических ошибок. Например, лейб-медик Л. Блюментрост попал под следствие по делу о смерти сестры императрицы Анны Иоанновны, герцогини Екатерины Мекленбургской (14 июня 1733 г.). Его допрашивал в Тайной канцелярии сам граф А. И. Ушаков. Врача оправдали, но тем не менее уволили со всех постов (19 июня 1733 г.) с лишением жалованья лейб-медика и выслали в Москву. После переворота Елизаветы Петровны Л. Блюментроста восстановили в чине действительного статского советника.

В феврале 1858 г. императрица в очередной раз заболела. Благодаря усилиям медиков, кризис был преодолен, но улучшения не последовало, она медленно угасала. 19 октября 1860 г. Александра Федоровна скончалась, 5 ноября тело ее было предано земле в Петропавловском соборе. [25]

Вскрытие тела императрицы [26] провели в Александровском дворце Царского Села 21 октября 1860 г. В протоколе зафиксировано: «Паталогически-анатомическое распознавание сухожильные пятна на сердце суть останки давно бывшего воспаления околосердечной сумки (Pericarditis). Зернистая печень есть болезнь, существующая уже с давнего времени. Непосредственная причина смерти: изнеможение вследствие катарра слизистой оболочки желудка и тонких и начинавшегося застойного процесса в толстых кишках». [27] Протокол подписали профессор практической анатомии В. Л. Грубер, лечащий врач императрицы лейб-медик Ф. Я. Карелль, лейб-медик М. А. Маркус и министр Императорского двора В. Ф. Адлерберг.

25

Татищев С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. Т. 1. СПб., 1903. С. 271.

26

Императрица Александра Федоровна указала в завещании, чтобы ее тело было вскрыто «ради науки». Впрочем, следуя устоявшемуся со времен Петра I порядку, через процедуру вскрытия проходили все монархи. Так, хотя императрица Мария Александровна (супруга Александра II) попросила не вскрывать ее после смерти, положенная процедура была все же проведена.

27

РГИА. Ф. 468. О. 46. Д. 22. Л. 2 об.

Ф. К. Винтерхальтер. Портрет императрицы Александры Федоровны. 1856 г.

Портрет лейб-медика Ф. Я. Карелля. 1866 г.

После этого, естественно, начались «разговоры», в которых в смерти императрицы обвиняли ее лечащего врача Ф. Я. Карелля. Например, близкая к императрице фрейлина М. П. Фредерикс писала: «По вскрытии тела оказалось, что Императрица Александра Федоровна вовсе не страдала болезнью сердца и легких, как предполагали, – эти органы были совершенно невредимы, – но большая кишка была найдена совсем в плохом состоянии. Несчастный доктор Карель пришел в отчаяние от этой грубой ошибки; она положилась всецело на него, так как пользовавший перед ним Императрицу доктор Мандт постоянно утверждал, что у Ее Величества страдание кишок и что ее периодические биения сердца были только нервным явлением. Поступивший после кончины Николая Павловича к его августейшей вдове лейб-медик Карель стал ее пользовать исключительно от сердца и легких. Карель сейчас же после этого добровольно удалился, его честная, добрая душа не могла перенести такого для него удара; он уехал за границу, где прожил несколько лет, углубившись в науку. Когда Карель возвратился в Петербург, Император Александр II пригласил его опять к себе, в качестве личного, постоянного врача». [28]

28

Из воспоминаний М. П. Фредерикс // Исторический вестник. 1898. № 2. С. 411.

Сегодня, на основании имеющегося протокола вскрытия, врачи по-иному оценивают сложившуюся ситуацию. Например, профессор М. Г. Рыбакова считает, что, с учетом медицинских практик середины XIX в., лейб-медик вел лечение верно и «страдание кишок» было вызвано именно проблемами с сердцем. [29]

Вероятнее всего, врачи квалифицированно объяснили Александру II причины, приведшие к смерти Александры Федоровны. Но с оглядкой на общественное мнение Карелля отправили за границу для того, чтобы все «возмущения» улеглись. Подтверждает эту версию то, что карьеры врачу [30] не сломали и он до своей смерти в 1886 г. сохранял звание лейб-медика. [31]

29

По мнению проф. М. Г. Рыбаковой, вне всякого сомнения, доминировало поражение печени, которое, учитывая ее поверхность, можно трактовать как цирроз, с вытекающими отсюда последствиями в виде истощения и застоя в системе нижней половины толстой кишки, находящейся в зоне оттока крови. Такое заболевание сопровождается как застойными явлениями, чаще всего с поражением геммороидальных вен (варикозное расширение), так и дистрофическими процессами в слизистой оболочке толстой кишки. Развитие цирроза печени можно связать с заболеванием сердца (гипертоническая болезнь и кардиосклероз, ревматизм и т. п.).

30

После смерти Александры Федоровны, по ее завещанию, лейб-медику Кареллю передали «часы с синею эмалью и бриллиантовой цепочкой» (см.: РГИА. Ф. 524. Оп. 1. Д. 372. Акты о разделе имущества, оставшегося после смерти Александры Федоровны. 1860–1861 гг.).

31

С именем лейб-медика Ф. Я. Карелля (Philipp Jakob Karell) связано внедрение в медицинскую практику наложения крахмальной повязки при переломах костей, разработка системы молочного лечения, организация санитарных рот в русской армии и поддержка идеи, связанной с организацией Российского общества Красного Креста.

Составлялись ли обязательные ныне истории болезни (скорбные листы) высокородных пациентов

Записи медицинского характера врачами, в той или иной форме, конечно, велись. Например, в 1716 г., накануне поездки Петра I на воды в Бад-Пирмонт, лейб-медик Л. Л. Блюментрост составил документ, который, по большому счету, можно назвать историей болезни императора. В нем врач писал о нарушениях в деятельности желудочно-кишечного тракта, напоминающих хронический колит. При императрице Елизавете Петровне директор Медицинской канцелярии и лейб-медик П. З. Кондоиди составил инструкцию для госпитальных школ, обязав врачей составлять скорбные листы. [32]

32

В инструкции указывалось, что «весьма нужно… чтоб подлекари и достойные к произвождению ученики, заблаговременно привыкали обстоятельно примечать болезни и обучались оные описать искусно и записывать аккуратно наружный вид больного, его дыхание, пульс, урину, пот и прочие экскременты, действие и успех лекарств употребленных, случающиеся перемены и вновь припадки и что воспоследовать будет по выздоровлении от болезни до выпуска из госпиталя; ежели же больной умрет и тело его анатомировано будет, то ему быть в самой близости к тому, кто анатомию творит, особливо и аккуратно ему показывать и толковать, что найдено будет против натурального, от чего причинилась болезнь и последовала смерть, что подлекарю или ученику записывать аккуратно и из того со всего составлять по своей возможности и искусству, на котором диалекте ему лучше и возможно на латинском или германском историю болезни и оную подавать госпитальному доктору для рассмотрения и поправления по настоящему медицинскому знанию». См.: Лабезник Л. Б., Ефремов Л. И. Вехи истории: скорбный лист – история болезни – медицинская карта стационарного больного // Экспериментальная и клиническая гастроэнтерология. 2011. № 4. С. 110.

Однако скорбные листы первых лиц составлялись очень редко. Связано это было с тем, что информация о заболевании монарха считалась секретной, поэтому врачи предпочитали держать ее «в голове». Иногда история болезни велась в виде записей для личного пользования, вне следования всякому стандарту. Как правило, более-менее системные записи медицинского характера начинали вестись врачами только в случае кризисного развития заболевания первого лица. Мотив вполне понятен – прикрыть себя в случае смерти больного.