Враг моего мужа
Шрифт:
— Да… да пошёл ты! — слова вылетают из моего рта с трудом. Горло в надёжной хватке съехавшего с катушек из-за злобы на меня Романова начинает болеть и будто бы распухать. — Ты волоса его не стоишь. Мудак.
— Значит, Артурка лучше меня? — голос Романова становится обманчиво ласковым, а хватка на горле становится мягче. Вторая рука перемещается на моё плечо, после накрывает левую грудь и сжимает с силой.
— Ты ничего не понимаешь, Злата, — ядовитое прямо в ухо, и слова его клубятся зелёным туманом, въедаются в коже. — Ничего! Он не может
Моргаю часто-часто.
— О чём ты?
Коля хищно скалится. Но во взгляде что-то странное мелькает. Словно на меня одну крошечную секунду смотрел маленький обиженный ребёнок.
— Это не твоё собачье дело!
Слышится треск ткани — моя футболка разлетается в клочья. Романов тяжело дышит, будто конь, загнанный до пены на шкуре.
— Нет, не трогай меня! Слышишь? Нет!
— Заткнись, сука. Заслужила.
Романов дёргает меня на себя, и после непродолжительного полёта оказываюсь прижатой лицом к дивану. Коля мешкает. Звенит пряжка, вжикает замок на брюках, а я глотаю своё бессилие, крупными каплями стекающее слезами по лицу.
Нет-нет, я не выдержу. Не смогу. Пусть сразу убьёт, только не это. Только не секс с ним.
Что-то большое и уродливое расправляет внутри меня свои щупальца. Ледяные, с острыми шипами на концах. Сжимают лёгкие, и я пытаюсь сделать вдох, но почти ничего не получается. Из груди вырывается хрип, но на мгновение хватка на моём затылке слабеет. Крошечная доля секунды, даже вдоха сделать не успеваю, и Романов снова возвращает свою ладонь на мою шею. Вдавливает, до рваных криков, до глухих стонов.
Я всё ещё одета. Это почему-то успокаивает. Сейчас я, как попавшая в нефтяное пятно птица: ни дышать полной грудью, ни улететь, потому что крылья в жирных чёрных пятнах. Не выбраться.
— Тварь, будешь знать, как за моей спиной что-то делать. Уродка.
Он тянет мои спортивки, пытается их стянуть с меня, пыхтит и давит сильнее. Холодок проходится по коже, когда она сантиметр за сантиметром обнажается.
Господи, пожалуйста, пусть я умру. Прямо сейчас умру. Не могу так больше.
Мой зад позорно отклячен назад, мурашки на коже, наверное, размером со слонов, и я вою в белоснежную обивку дивана, молю, чтобы это всё скорее закончилось. Пожалуйста, пожалуйста.
Вдруг какой-то грохот доносится сквозь пелену ужаса. Я уже чувствую обнажённой кожей ягодиц упругую головку — именно так он, наверное, решил наказать меня. Унизить. Уничтожить окончательно саму мою суть, но в следующий момент ощущение растворяется.
Снова грохот, и я молюсь, чтобы это был взрыв, и скорее бы нас с Романовым погребло под обломками.
— Блядь, что это? — вскрикивает Романов, и больше меня не держит никто.
Треск, глухие маты, несущиеся откуда-то издалека, отголоски сильного грохота, так напугавшего моего бывшего. Он, со всё ещё спущенными до колен штанами, с торчащим
Боится, что ли? Он всегда боится за свою шкуру, долбанный параноик.
Я не отвечаю за себя и свои поступки. Мне так больно и плохо, что могу лишь действовать на голых инстинктах, ведомая чувством мести. За всё, что этот упырь сделал со мной. И наверняка не только со мной.
Надо было сразу так и поступить. Не просить Артура, не подставлять никого, не провоцировать войну и жертвы. Просто сделать это с самого начала — убить Романова.
Не знаю, где нахожу в себе внутренние резервы, чтобы заметить на столике, стоящем рядом с диваном, увесистую пепельницу. Мраморную, в зелёных прожилках. Тяжёлую.
Какая красивая, вдруг думаю отстранённо, а перед глазами белые пятна мелькают. Не хочу ни о чём думать, мне нужно что-то сделать. Чтобы спасти себя от этого разрушающего душу огня. Потушить его наконец. Освободиться.
Замахиваюсь. Вот так вот, так правильно.
— Сука, — как-то очень удивлённо выдыхает Романов, а я второй раз бью его пепельницей по голове.
— Сдохни, сволочь.
Когда Романов оседает на диван, заваливается на бок, а на его голове, в месте удара, проступает кровь, я вдруг понимаю, что теперь я свободная.
Наконец-то.
25 глава
Артур
Тем временем…
Когда устоявшаяся привычная жизнь разлетается на куски, приходит страх. Он лижет языком сердце, касается липкими щупальцами загривка, царапает позвоночник. Тело сводит судорогой, я закрываю глаза и глубоко дышу. Кажется, так делала Злата, когда вокруг всё рассыпалось, да? Со всей этой эзотерической хренью я не знаком, медитировать не умею, но от пары глубоких вдохов становится действительно чуточку проще.
Я чувствую, что у меня осталось слишком мало времени. Катастрофически мало.
Не думать об этом. Просто не думать. Я успею, я всё успею.
Вокруг меня сейчас слишком много людей, небольшая комната забита ребятами, но я никого не вижу. Курю, думаю. Работающий на полную мощь кондёр гоняет прохладный воздух. Мне нужен этот холод, мне нужно остыть. Привести мысли в порядок, абстрагироваться от всего, что может сбить с намеченной цели. От разговора с Романовым отвлечься, вытравить холодом из себя всю мерзость его слов.
Мы с тобой одной крови.
Нет, блядь. Пошёл ты на хуй, Коленька.
Я жду, когда программеры найдут мне адрес, на котором сейчас пасётся Романов. Тот, с которого он звонил. Я не зря терпел его болтовню, я знал, зачем тяну время. Хорошо, что Коля иногда бывает очень тупым — не слышал щелчков, слишком увлёкся. Ну и славно.
На моём телефоне давно уже встроен маячок, с помощью которого можно довольно точно определить местоположение звонящего. Хитрая штучка, за разработку которой я когда-то отвалил приличную сумму. И сейчас она как никогда кстати.