Враг в зеркале
Шрифт:
Я попал в комнату, низкую и темную, с каким-то мало понятным расположением голых стен, задрапированных ковриками, занавесками, тряпочками и кое-где прикрытых шкафом, там - тумбочками, ещё чем-то: была она, в общем, полна бутафорской рухлядью бедности.
– Присаживайтесь, - проскрипела Венера Федоровна и махнула рукой в сторону потертого дивана, а сама продолжила прерванное моим приходом дело, возясь на столе с чем-то, что-то чистя... ножом... на газете, что-ли... Я не имел желания рассматривать. Наоборот, атмосфера ли, может, мое состояние, но мне хотелось побыстрее закончить то, с чем я пришел. Тем более что чувствовал я себя все более и более худо...
Мне с размаху на лоб села муха, я согнал её. Мух здесь было довольно много, но большинство, с маниакальным упорством, кольцами вились вокруг люстры.
– Вот, пришел познакомиться, - нарушил я молчание.
– Вернее, долг главное, но заодно, может, когда что... кто знает... то да се...
Молчание, нарушаемое лишь звонко работающими мухами, да треском хозяйкиной возьни - что-то она чистила съедобное, из овощей, - объясняло, возможно, мое косноязычие.
– Так что он там удосужился передать, муженек мой?
– сказала Венера Федоровна, нажимом фразы заявляя свои безусловные права как на память, так и на любую собственность покойного.
– В основном, вещи, мебель. Нам-то все это уже не нужно, - пояснил я, имея в виду и сестер, - а вам, другое дело. Немного, конечно, однако деньги не бывают лишними.
– Это же сколько удалось выручить?
– поинтересовалась она, впервые выпрямляясь над столом.
– Около пяти тысяч рублей. Немного, но больше не удалось выручить, сказал я, невольно оправдываясь.
Что-то со мной, действительно, происходило необъяснимое, я становился многоречив, да и странный клубок мыслей и ощущений продолжал виться в моей душе. "Зачем я здесь? И что я хочу выведать у этой бывшей Венеры, жены моего отца? То, что Лютый, действительно, существует и всегда сущестовал? Не может этого быть. Я уверен. Тогда зачем я здесь? Для чего я ломаю эту комедию с мнимым завещанием? Для чего, для чего?
– спрашивал я себя.
– Да, конечно, я чего-то ожидаю, что-то надеюсь узнать..." И мне опять в сотый раз припомнилось, как, постоянно раздражаясь, я пресекал все разговоры на тему... "Лютый". Любое упоминание о нем приводило в ярость. Тот вакуум вокруг Лютого, который я создавал, в конце концов оправдал себя, - я вроде бы забыл о нем. Но нет, на самом деле я знал, я всегда чувствовал его присутствие где-то рядом: просто лгал самому себе. Я вздрогнул, словно пронзенный: "Да, я это всегда знал, это правда! Я не хотел слышать о нем, потому что знал!.. Но почему?.. Я боялся. Ни разу не повидав, я сразу почувствовал в нем зверя более свирепого, более страшного и жуткого, чем был я, чем старался казаться и никогда не смог бы стать!"
– ...Мне пригодятся. Есть же люди, для которых пять тысяч рублей немного! Что б им всем сдохнуть! Это я не о вас, - сердито скрежетала огромная Венера Федоровна.
– Ну, где они? Где эти ваши рубли?
Я вытащил заранее отложенные купюры и протянул ей.
– Вот, значит, последний привет от муженька!.. Не ждала, не гадала...
Она взяла деньги, отошла к большому шкафу, открыла дверцу и, покопавшись в стопке белья, вернулась пустая. Сев на прежнее место, она вновь принялась за работу.
– Тут такое дело...
– начал было я, но Венера Федоровна перебила.
– Конечно, дело. Я все жду, не может быть, чтобы просто так такие деньги давали. Не может - и все. Только вы уже сами сказали, что деньги Михаила, а значит, мои. Нет у меня ничего, а деньги мои.
– Вы не поняли...
– А чего тут не понять. Вам что-то надо, вот поэтому и побеспокоились, вещи продавали. Ну, так что?
– Да нет. Просто жили рядом, а ни разу не виделись. Я вот вашего сына ни разу не видел. Даже на фотографии. И не представляю, как он выглядит. Брат, все же...
– Степан? А чего его представлять?
– она подняла голову и, прищурившись, оглядела меня.
– На себя в зеркало посмотрите, вот и познакомитесь со Степаном. Одна кровь. Отец один, и все дела. Вы тоже, наверное, из зоны? Или сидели, разницы никакой.
– Она вновь смерила меня взглядом.
– Только мой побольше. Вы тоже крупный мужчина, а он побольше. И лицо... Вы добрый (эка новость! подумал я), а он зверюга, век бы ему воли не видеть, прости меня, Господи!
– Нельзя ли посмотреть фотографию.
– Откуда? Были фотографии, да. Но как его взяли, все тут перерыли. Фотографий-то было всего две-три. Где ему было фотографироваться? Папаша ваш и мой разлюбезный муж пил по-черному. Оттого и сгинул. Сначала руку потерял, а потом сам спился. Степан и сбился с дороги. Как школу закончил, так сразу в тюрму попал. Убийца мой сынок.
– А чего это вы о нем, да о нем?
– подозрительно сощурилась она.
– Тут на днях приходили из милиции, все расспрашивали, глазами зыркали. Может, вы тоже из милиции? Сбежал он, что ли? То-то я ещё тогда подумала. Так я ничего не знаю, сюда он не приходил. Сидеть ему ещё лет пять, амнистия по его статье не положена. Может, правда сбежал, а мне не говорите?
– Венера Федоровна! Хотите паспорт посмотрите. Вот, Фролов Иван Михайлович.
– Не нужны мне ваши документы, я не отдел кадров. А если и Фролов, то все равно можете в милиции работать.
Стал я уставать. Мое лихорадочное возбуждение усилилось. Я старался сдерживаться. Да и делать мне здесь больше было нечего. Я ещё раз осмотрелся; у стула треснула спинка... фарфоровая ваза на столе с явно подклеенным куском...
– Я помню у вас дочь была, - рассеянно сказал я.
– Она с вами живет?
– Как же! Пущу я ее! В Москве, шлюха, устроилась. С иностранцами путается, вот эти самые доллары зашибает. Пущу я её, пусть не надеется! перешла она на крик, надеясь, видно, голосом покрыть расстояние до Москвы.
– Мне не нужна дочь проститутка, - напоследок выкрикнула она, и я понял, что мне пора.
– Венера Федоровна! Время. Я должен идти.
– Уже уходите? А то я вот, обед приготовлю... У меня и на стол сейчас нечего поставить. А может, чаю хотите?..
– Если что, приходите опять, - говорила она, явно обрадовавшись моему скорому уходу.
Я тут же попрощался и вышел.
Я быстро сбежал вниз. За то время, что я провел в гостях у старухи, что-то изменилось. Я думал, мне станет легче на воздухе - не тут-то было. С деревьев, кустов, не знаю ещё с каких трав стекали разные дурманящие запахи, а в небе набухала душная мгла. У соседнего подъезда строилась колонна провожающих, возглавляемая небольшой группой наемников-музыкантов. В стороне, окруженный скорбным частоколом мрачных старух, на табуретках расположился гроб. Еще больше потемнело; вдруг ветер нежданно налетел, расталкивая всех - зашумели деревья, звякнули литавры, рявкнули трубы, поднялся гроб, и тотчас же в темно-лиловом небе тронулась, покатилась глухая груда - отдаленный гром.