Врагов выбирай сам
Шрифт:
– Я не знал, что столько времени прошло.
– Он не знал! А знал, так что бы сделал? Проснулся?
– Может быть. – Рыцарь пожал плечами. – Во всяком случае, я бы попробовал.
– Ладно, – без особого доверия подытожил командор, – забыли. Ты как, насовсем вернулся? Или потому что я приказал?
– Потому что вы, – грустно ответил Артур. – У меня еще...
– Дела. Нужно убить с десяток «СТРАШНЫХ» врагов и полсотни врагов помельче, так?
– Всего одного. И не убить, а... я еще не знаю.
– Чтобы узнать, ты и твой драгоценный братец, конечно, направитесь к этому старому растлителю душ.
– Вы про Фортуну? – осторожно уточнил Артур.
– А про кого больше?
– Он жив?
– Живехонек.
– Ну, у вас, сэр, тоже не сахар. А вы, значит, все так же вместе работаете?
– С колдуном?! – возмутился командор. – С чего это ты взял?
– Так, предположил. – Артур подавил желание отодвинуться вместе с креслом. Тем более что кресло было тяжелым. – Нет – значит нет. Я не говорил. Вы не слышали.
– Ты не говорил, – командор махнул рукой. – Ладно. О событиях после вашего с Альбертом загадочного исчезновения ты знаешь?
– Орден выставили из Шопрона.
– Да. Был собран святейший трибунал, где постановили, что... хм, сейчас вспомню дословно: «все содеянное Миротворцем и его богомерзким братом при содействии рыцарей ордена Храма прямо противоречит канонам веры, каковые оставлены нам Господом и истолкованы, по Его указаниям, святым Невиллом Наставником».
– Кем содеяно? – обалдело переспросил Артур, оставив без внимания общий смысл приговора.
– Миротворцем, – с удовольствием повторил сэр Герман.
– Миротворец – это топор.
– «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». Думать надо было, прежде чем имя топору давать. Тебе, я вижу, не смешно? Мне тогда тоже было не до смеха. Когда вы ушли, нечисть притихла, демон с Триглава то ли сбежал, то ли развоплотили вы его – не поймешь, а мы оказались не у дел. Не нужны. Обложили нас тогда со всех сторон: и герцог, сам знаешь за что; и Недремлющие; и конечно же епископская церковь. Отобрали земли, храмы, кладбища, лишили права отправлять службы, наложили епитимью такую изысканную, что... навязали своих священников, и, кстати, обязали платить десятину. Спрашивается, из каких таких доходов? Честно скажу тебе, Артур, у меня была мысль содеять что-нибудь некрасивое... решить проблему силовыми методами. Но мы сдержались. Мы преисполнились смирения. Мы семнадцать лет исправно платили налоги, мы отбывали эту проклятую епитимью, ты не поверишь, милостыню собирали. А потом появились эльфы. И нечисть зашевелилась. И очень скоро пришли сообщения о первых убийствах. Вот тогда про нас вспомнили, кто мы и зачем нужны, но, увы, к тому времени орден Храма обнищал настолько, что уже не мог называться боевым. Сам знаешь, сколько стоит содержание наших маршальских складов... – Командор замолчал, мрачно глядя прямо перед собой.
– Простите, сэр Герман, – как можно мягче заметил Артур, – но это ведь называется шантаж?
– Надо было видеть, как они перед нами выплясывали. – Старый рыцарь со вкусом приложился к вину. – Знаю-знаю, безгрешный брат мой, ты выше мирских соблазнов, но, каюсь, я до сих пор вспоминаю об этом с удовольствием. Сто пятидесятый год. Приговор святейшего трибунала пересмотрен. Ордену по очереди приносят извинения митрополит, генерал Недремлющих, отдельно – командир гвардии и конечно же Его Высочество герцог. Тот вообще изволил высказаться в том смысле, что очень сожалеет о том, что его третья младшая жена не понесла тогда от благороднейшего из рыцарей. Вот так-то, брат Артур. Мы могли бы вернуться в Шопрон, но монастырь святого Франциска в Сегеде был в те неприятные семнадцать лет одним из немногих, где мы нашли искреннее гостеприимство и милосердие. А Храм, ты ведь знаешь, прощает людям обиды, но на добро отвечает добром. И мы остались. Денег у нас, разумеется, хватало: мы могли бы платить эту несчастную десятину еще лет двести. Так что... ну, стену ты видел сам. Монстры в последнее время убрались на окраины, поближе к болотам. Вот, собственно, и все. Ну а что у тебя? Сколько времени тебе нужно, чтоб покончить с мирскими делами?
– Две недели, – ответил Артур, поразмыслив.
– Как обычно. Никаких перемен за сотню лет. Отправил бы я тебя, конечно, убить эльфийского короля. Возьмешься?
– Почему нет?
– Потому что ты мне живым нужен. Хотя... с вас станется. Убьете. Ладно, это потом. – Опершись руками о стол, сэр Герман наклонился вперед. – Ну спрашивай, рыцарь. Что тебя в первую очередь интересует? Эльфы? Драконы? Мосты говорящие?
– Чернецы, – брякнул Артур, не задумываясь. Спросить хотелось обо всем сразу, и монахи были в списке далеко не первыми, но идти на поводу у начальства почему-то не захотелось. – Зачем они при заставах?
– Чернецы, значит... – Командор вздохнул. – Я подозревал, что ты умнее, чем выглядишь. Был бы дурак, давно бы убили. Ну, как пожелаешь, благородный сэр, пусть будут чернецы. – Отхлебнув вина, он откинулся на спинку кресла. – Кстати, что ты сам о них скажешь? Хорошие люди?
– Я же ничего не знаю, – дипломатично ответил Ар-тур, – да и вообще, не мне судить.
– А ты не суди. Мне твои ощущения интересны. М-м?
– Ну... монахи. Не знаю... лишние они на заставах.
– Угу. – Сэр Герман задумался, потом сообщил: – Много я рассказать не могу, набросаю лишь картинку. Понимаешь почему?
– Чтобы я сам подумал.
– Именно. Взгляд у тебя не замылен, и выводы делать ты умеешь. Разберешься сам, поможешь разобраться и мне тоже. Согласен?
– Согласен, – Артур вздохнул, – ладно, рассказывайте.
– Ну что ж. Году в двести четырнадцатом от Дня Гнева, или в две тысячи двести пятнадцатом от Рождества Христова, короче, двадцать лет назад, тогдашний митрополит возжелал, чтобы у церкви появились свои бойцы. Орден Пастырей – воители с Диаволом за души человеческие. Сказал – сделал. Причем на удивление быстро. На данный момент боевиков во славу Божию шесть тысяч человек, разбросанных также, как мы, по всей Единой Земле. Определить их цели и задачи затруднительно. Я бы сказал, что пастыри суют свой нос во все. Просят их об этом или не просят – они вмешиваются. В стычки с эльфами, в охоту на колдунов, в ловлю преступников... в управление герцогством. Его Высочество с некоторых пор прислушивается к их советам. Странные это люди, Арчи, – командор грел кубок в ладонях, – их считают святыми. И, знаешь, иногда я задумываюсь: а вдруг и вправду?
– Они творят чудеса? – спросил Артур, пропустив «Арчи» мимо ушей. Сэр Герман называл его так раньше, называет сейчас. Сэру Герману можно. – Если да, то...
– Может быть, это и чудеса. – Командор покачал головой. – Как ты верно заметил: судить не нам. Но плоть они усмиряют, аж страшно делается. Не моются. Совсем. Вода, мол, есть драгоценность, важнейшая из всех, и грешно расходовать ее на ублажение плоти. Пить – это пожалуйста: поддержание жизни в бренном теле угодно Господу. А мыться – уж лучше ближнего убить. Целибат вот блюдут и фугах призывают.
– У нас тоже целибат.
– У нас жениться нельзя, – уточнил сэр Герман, – да и то лишь в том случае, если до пострига не успел. Пообещав свою верность Богу, ты уже не можешь ничего обещать женщине, и один мой знакомый юноша вовсю этим пользуется. А у них, Арчи, целибат. Настоящий. Они вообще не знаются с женщинами, – командор улыбнулся, – и за тридцать лет не было ни одного нарушения.
– А дети как же? – с недоумением спросил Артур.
– А никак, – сэр Герман пожал плечами.
– Так какие же они святые? Они грешники! – Артур понял, что запутался окончательно, и помотал головой. – Это же смертный грех. Тот, кто избегает женщин, перечит Божьей воле.