Врата Балдура

Этанс Филип

Минуты шли, а она продолжала усиленно медитировать. Когда Саревок смотрел на такие медитации и выглядел разочарованно (как сейчас, например), это обычно означало, что он собирался поручить ей убить кого-нибудь, так что она сочла нужным получше сосредоточиться.

«Мой брат», – внезапно сказал Саревок, настолько внезапно, что менее тренированный асассин наверняка бы вздрогнул, но не Тамоко, – «он в пути».

«Твой брат?» – быстро переспросила она. Саревок выдержал долгую и тревожную паузу, прежде чем обернуться.

«Да, у меня есть, по крайней мере, один брат», – произнес Саревок голосом, о котором она часто думала – был ли он чарующим или нет…

Холод

прошел по её спине, заставив ее рассердиться на себя. Было что-то в Саревоке, она была в этом уверена, чего ей следовало опасаться. Он не был обычным мужчиной и не был обычным человеком, это было несомненно. Даже варвары Фаэруна были более похожи на обычных людей, чем Саревок. Она понятия не имела, что он представляет собой, но ей это нравилось. Мощь туманом витала вокруг него подобно тому, как вокруг женщин Фаэруна витал аромат духов. Она могла представить его погруженным в неё. Он был решительным и уверенным в себе, независящим от прихотей богов, ему было не свойственно действовать вслепую или по ребяческим причинам, так же как и гоняться за металлическими дисками солнечного цвета. Саревок хотел и власти и мощи и ещё много чего. Тамоко часто чувствовала страх в его присутствии, но сейчас не могла не восхищаться им. Факт оставался фактом, когда они были вместе, в темноте, ни чем не разделенные, даже тогда он говорил ей только то, что ей необходимо было знать, и он никогда не хотел, чтобы она знала слишком много. Он контролировал себя всегда.

«Какова будет природа его смерти?» – она спросила, подразумевая две вещи: во-первых, то, что она поняла, что должна убить и что она была достаточно предана, чтобы не спрашивать о причинах.

Саревок рассмеялся и звук его смеха заставил Тамоко улыбнуться – совсем не потому что его смех был очень приятным, а как раз по обратной причине. Действительно, он никак не мог быть простым человеком.

«Тогда он будет жить?» – заключила она.

Саревок, продолжая улыбаться своей внушающей ужас улыбкой, наклонился вперед, затем скользнул на кровать, медленно приближаясь к ней. В течении одного удара сердца она хотела отодвинуться в обратном направлении, избегая твердых, сильных, властных объятий приближающегося мужчины, но это было реакцией ее разума. Тело же предпочло действовать по-другому.

Они легко скользнули друг к другу, их соприкосновение было страстным и полным опасности, которая тянула ее к нему, заставляла возвращаться и в итоге сделала его рабом. Она убила бы для него десять, двенадцать, пятнадцать раз – могла вообще позволить себе сбиться со счета – и легко убить еще сто, если он будет смотреть на нее так как сейчас, держать ее так как сейчас, хотя бы еще один раз.

«Этот», – дохнул он ей в ухо – звук казался еще горячее, чем воздух – «поживет ещё… какое-то время».

Он внезапно оттолкнул её. У Тамоко даже приоткрылся рот от удивления. В основном она достаточно хорошо владела собой и попыталась не покраснеть из-за этого, но мерцание в глазах Саревока сказало ей, что он заметил. Саревок всегда все замечал.

«Два Зентарима», – сказал он ей, – «будут жить какое-то время, но только не долго. Я доставлю их из Нешкеля».

«Они будут полезны для тебя», – ответила Тамоко, ее голос прозвучал как детский на фоне его голоса – «так что они должны умереть быстро».

Саревок засмеялся снова, и Тамоко пришлось немало потрудиться, чтобы подавить дрожь. То, что она почувствовала, на сей раз, уже не было просто волнением.

«Давайте будем избегать поспешных решений, дорогая девушка», – сказал он. – «Они имеют особенность подводить

меня «.

Глава 3

«Во дни Аватаров, когда Черный Лорд ходил по земле, он породил смертное потомство. Потомки будут разными, и добрыми и злыми, но хаос будет течь сквозь них. Когда дети Лорда Убийств достигнут совершеннолетия, они принесут опустошение странам, находящимся на Побережье Меча. Один из этих детей должен подняться над остальными и потребовать наследие отца. Этот наследник будет вершить историю Побережья Меча в течение многих столетий».

Что за бред!

Абдель не мог поверить, но там было написано именно так. Лист пергамента, который его отец считал настолько важным, что крепко сжимал его в дрожащей в предсмертных конвульсиях руке, пачкая собственной кровью, был недостающей частицей информации, но… о ком? Каком-то там мертвом боге, если ссылка в пергаменте на Аватаров в Смутные Времена, когда боги ходили по земле подобно людям и так же как и люди умерли там, была правдой.

Когда он начал читать это в первый раз, он был уверен, что это что-то личное, какой-то секрет, который его отец скрывал от него. Когда он только открыл пергамент и поднял заплаканные глаза к серому небу, у него появилась мысль, что там, должно быть, написано о его матери; возможно записка от нее или письмо, которое она написала своему маленькому сыну перед смертью или перед тем как бросила его или отослала или продала или еще что-нибудь еще – что-нибудь, что хотя бы отчасти объяснит, почему он никогда не видел её.

Но ничего этого там не было, только отдельные слова, которые формировали какое-то пророчество, которое может сбыться, а может и не сбыться, но Абдель был уверен, что не имеет никакого отношения ко всему этому.

«Чему быть, того не миновать старик», – сказал Абдель, укладывая тело монаха в неглубокую могилу, – «Ты прожил достаточно долго, чтобы понять это. А вот мне, наверное, это не удастся». Ему захотелось сказать ещё что-нибудь. Он заглянул и в свой и разум и в сердце, пытаясь вспомнить какую-нибудь молитву, чтобы прочитать над могилой и ещё хотя бы строчку из стихотворения, наиболее любимого Горионом, себе на память. Он изо всех сил пытался найти хоть какие-нибудь слова, но не нашел ничего.

Начался дождь. Потоки воды понемногу смывали грязь с одежды Абделя, но он не обращал не это внимания. Когда могила была закопана, юноша выпрямился в полный рост и подставил лицо под холодные капли. Он провел рукой по своим густым черным волосам и закрыл глаза, позволяя дождю смыть грязь и кровь.

Его отец позаботился о его ране. Она была глубокой, но теперь почти исцелилась. Впрочем, тупая боль все еще чувствовалась.

Но душевная рана осталась. Он не мог жить ней на сердце. Его отец умер от рук бандитов-наёмников. Кто – то заплатил, чтобы его убили, и вероятно хорошо заплатил. Это был бизнес. Вот только дело оказалось не выполненным – Абдель остался жив. И теперь ему самому придется завершить его – найти убийц.

Абдель, сын Гориона, привел в порядок свою кольчугу, почистил кожаные сапоги от грязи, слегка согнул спину, чтобы уравновесить вес большого широкого меча, который висел на его спине. Найдя палку и воткнув её в раскопанную землю, он повесил на неё крошечную серебряную рукавицу, которую его отец носил на тонкой золотой цепочке на шее. Хотя Абдель и знал, что какой-нибудь путешественник достаточно скоро снимет её.

«Я вернусь!» – сказал он, уходя.

* * * * *